Чертовщина какая-то.
— Как ее нашли-то?
— Припаркована не правильно… Штраф на нее был выписан… — Реми был рассеян. — Вы не узнали, случаем, голос за дверью не Мадлен был?
— Не смогу вам сказать.
— Ладно, попробуем с другого конца зайти. Созвонимся, месье Арсен. Как только будут новости.
— Я вечером у себя, с Максимом. Работать над сценарием будем.
— Что вы о нем думаете?
— История сама по себе очень интересная, перспективная, но что-то конкретное я смогу сказать только тогда, когда сценарий будет готов…
— Вот что значит привычка давать интервью! Я о русском спрашиваю.
— Ах, извините… Что я о нем думаю? Ничего. Я его практически не знаю.
Симпатичный.
— А фильмы у него хорошие?
— Хорошие. Это что-нибудь меняет?, — Да нет. Как вам кажется, ему можно верить?
— Ему хочется верить, так бы я сказал. Обаятельный, душа нараспашку, очень по-русски… Легкий, беспечный… А вот можно ли ему верить или нет — не возьмусь судить.
— Странно, я привык думать, что режиссеры — тем более знаменитые — специалисты по человеческим душам.
— Странно, а я привык думать, что детективы видят людей насквозь.
— Квиты, — сказал Реми. — Вы едете на студию?
— Еду, — без энтузиазма ответил Вадим, представив все неприятные разговоры, которые его там поджидали.
— Пожалуй, и я с вами. Нужно с вашим киношным народцем побеседовать.
Может, кто чего заметил интересного. Некоторые люди, особенно творческие, как вы, месье Арсен, часто обладают удивительной слепотой: они не видят интриг у себя под носом. А какая-нибудь монтажница все видит и все знает…
— Только вы там… поосторожней. У меня, конечно, есть соперники, но это не значит, что их надо подозревать в преступлении! Мы все соперничаем в искусстве… и даже мелкие подножки часто ставим…
— Я полагал, что соперничают действительно в искусстве, а вот подножки ставят — в простой смертной жизни, и к искусству это отношения уже не имеет.
— Конечно, — поспешно согласился Вадим, словно его упрекнули, — разумеется, в жизни. Но это не значит, что надо подозревать…
— Какая муха вас укусила? — рассмеялся Реми. — Боитесь, что я в вашу кухню заберусь? В корзинку с грязным бельем? Не беспокойтесь. Я поспешных выводов не делаю. И чужие секреты не рассказываю. Детектив — как врач, вы перед ним вынуждены обнажаться, это необходимо, хотя неприятно. Но — врачебная тайна гарантирована.
— Ладно, — кисло сказал Вадим. — Поехали.
Максим перебирал свои вещи, размышляя, как ему одеться в гости к Вадиму, и злился на неудачный день. Он взял с собой во Францию совсем мало вещей, собираясь купить кое-что из одежды в Париже, но все пошло наперекосяк с этим странным исчезновением дяди… Вот и сегодня, хотел было прошвырнуться за покупками сразу после библиотеки — опять неудача. «Воспоминания графини 3.», которые так и не отыскались на книжных полках у дяди, нашлись в Национальной библиотеке, но книга была ветхой, с ослабленным переплетом и пересохшим клеем, и в ней отсутствовала значительная часть страниц. Он запросил что-нибудь из мемуаров подобного рода; смотрел, перелистывал, выбирал, но не нашел ничего подходящего. Время, однако ж, было потеряно, и сегодня он снова никуда не успевал: ни за покупками, ни прогуляться по городу, по славным знаменитым местам, столь знакомым по литературе, что одни только названия долго и нежно таяли во рту, как драгоценный леденец его детства, выдаваемый ему мамой после обеда.