– Даня, а как же дети? Где в твоем плане будут находиться дети? – я обеспокоенно спросила.
– А дети будут в третьем месте. С ними будет Олег.
– Олег? – я вопросительно посмотрела на него, потом на брата, на отца, Макса. – Ты ведь работаешь. С кем будут дети в это время?
– Вот и я о том же говорю, что нельзя детей оставлять с охранниками на целый день. Дети и так будут в шоке, а тут еще чужие дяди. Да кто даст гарантию, что охранника никто не подкупил, и что он сам не сдаст детей тем, кто этого и ждет для мер воздействия на вас,– голос мамы дрожал от волнения. – Как я буду с отцом чувствовать себя в этой Европе, зная, что у вас тут какой-то кошмар. Как? А теперь еще и Дарина приехала.
Я вопросительно посмотрела на маму. Что она такое несет? Ну, в смысле, конкретно про меня. С остальным я была согласна.
– Мама!
– Что «мама»!? – голос на надрыве. – Что «мама»?! Да, я не переживу, если… – мама заплакала. Уткнулась в папино плечо и горячо, с надрывом заплакала.
Папа крепко ее обнял, покачивая, стал успокаивать. Я понимала ее очень хорошо. Я знала, что значат для нее эти слезы. Она не плакала с того самого пожара вот так, с надрывом, будто все, что она еще не сказала, высказывает именно так. Солеными ручьями и сбившимся дыханием. Я понимала ее, ее переживания, страхи. Потому что они и у меня остались, и глупо сейчас всем говорить: «А я ведь предупреждала!» – боюсь, боюсь…Я больше не хочу такого переживать…Не хочу.
– Алиса, здесь есть валерьянка или что-нибудь, что поможет маме успокоиться? – Алиса, обнявшая себя руками, повела плечами и отрицательно помотала головой. Я встала со своего места и, взяв чей-то стакан с виски, подошла к папе. Вручила ему, что бы он дал маме выпить. Не знаю, поможет это или нет, но попытаться стоило. А сама приобняла ее со спины, и тихо на ушко прошептала:
– Мамуль, – но отклика не нашла. – Мамуль, мамочка, поплачь, тебе станет легче, но… – я обошла ее и присела около нее на колени, взяла ее руки в свои, ощутимо сжала. Такой прием действует, когда хочется привлечь внимание. Я продолжала шептать. – Но нос заложит, и он будет красным, пойдут сопли, глаза будут красными и будто в песке, горло заболит и вообще появиться головная боль, – она усмехнулась.
Алиса вообще засмеялась. Хоть я и говорила тихо, почти шёпотом, но, тем не менее, меня все слышали. В комнате стояла гробовая тишина, и лишь мой голос и мамины всхлипы ее нарушали.
– Думаешь? – мама грустно улыбнулась. Я кивнула ей. – Конечно, знаешь, я и забыла. Я боюсь, боюсь за каждого из вас, – она обвела взглядом каждого находящегося в комнате. Но вернула взгляд мне, – я не переживу еще, если что-то снова случится с тобой или каждым из вас. Я не вынесу больше столько боли, дум и переживаний. Я не смогу больше смотреть, как мучается мой ребенок от боли, а сама не можешь ему ничем помочь. Я не хочу. Больше так не хочу. Может, ты уедешь?