— Эх! — с грустью произнес бур. — Жалко расставаться, больно ром хорош. Отцу бы родному не дал, а тебе не могу отказать. На, бери, только смотри не потеряй.
Питер Мариц надел через плечо флягу, взял в руку палку и, спустившись по склону на тракт, направился прямо к часовому. Ближайший часовой находился довольно далеко от него, уже на склоне горы. Приблизившись к драгуну шагов на двести, Питер Мариц как-то сгорбился весь, опустился и побрел по дороге, прихрамывая, постукивая палкой и кряхтя, как больной или тяжело уставший старик. Часовой стоял на самом тракте, и бур шел прямо на него.
— Кто идет? — окликнул драгун, заслышав тяжелые шаги.
Не останавливаясь, Питер Мариц плелся дальше, все так же кряхтя и едва волоча ноги.
Драгун выждал и переспросил:
— Кто идет? Отвечай!
В голосе его не было заметно ни малейшей тревоги. По доносившимся до него звукам он, вероятно, предположил, что какой-нибудь простодушный старичок, не подозревающий о войне, пробирается в одну из окрестных ферм. Он даже не поднял карабина, лежавшего у него поперек седла. Расстояние между тем сокращалось, и, когда они сблизились шагов на двадцать, драгун сказал повелительно:
— Остановись, старик! Ты кто? Куда идешь?
— Не понимай… мой ничего не понимай… — разбитым голосом произнес Питер Мариц, путая голландский язык с ломаным английским. И, глухо кашляя, прихрамывая, плелся к драгуну.
— До чего глупый народ! — воскликнул часовой и сам направил лошадь навстречу. — Здесь нет прохода, понимаешь, старина? Твой куда идешь? — начал он ломать язык, чтобы лучше быть понятым.
Они сблизились вплотную, и конь перегородил дорогу старику.
— Ничего, ничего мой не понимай… — бормотал человек.
— Да твой куда? Твой Шайнс-Хоогт ходит?
— Шайнс-Хоогт, Шайнс-Хоогт!.. — обрадовался человек и даже головой замотал от удовольствия.
— Здесь нельзя Шайнс-Хоогт, понимай? Мой твой здесь запрещай! Вон туда, горой ступай, глупая твоя башка, понимай? Туда, туда! — тыкал он рукой по направлению к склону, где можно было обойти тракт стороною.
— О-о-о! — жалобно застонал старик, поняв наконец приказание. — Мой хромой человек, мой старый человек, мой не может гора ходить. Пожалуйста, добрый солдат, пусти меня Шайнс-Хоогт, я тебе за это дам хороший ром, очень-очень хороший ром… Вот тебе ром, только пусти… — и он протянул драгуну флягу с ромом.
Ром — это слово понимал англичанин. Он с вожделением поглядывал на флягу и наконец нерешительно протянул руку. Вынув пробку, он понюхал и покрутил головой.
— Ах, и добрый же ром, дьявол тебя возьми! — воскликнул он. — Знаешь, старик, глоток рому я все-таки хлебну, так и быть, а пропустить я тебя не могу. Придется тебе повернуть оглобли. За ром спасибо, старина, малость я выпью…