У поэзии преимущество перед нашими частушками: под неё сладко засыпается.
По-соседски, из далёкого загробного мира, частенько заглядывает в гости Миктлантекутли, Микки по-домашнему.
Сперва зубы ломит, шерсть в носу колышет, пальцы на ногах сводит, ухо заворачивает. Из ничего образуется в воздухе радужная дыра. Затем ширится; сияние глаза щиплет.
Из дыры вываливается колода, точь-в-точь, в какой смертные пчёл разводят. Присмотревшись, находишь сверху колоды пенёк – с зубами череп.
То вечно живой бог Смерти ацтеков в гости пожаловал через пространство бытия. Улыбается во все стопятьсот зубов, не сводит с меня десятки глаз. Они на груди рассыпаны ожерельем и подмигивают игриво.
Микки вздыхает да облизывается. Облизывается да вздыхает. Егозит по многочисленным зубам шустрый язык.
Харон о госте сказ ведёт. Прислушиваюсь:
…вспомню – забыть не могу – о боге смерти ацтеков.
По Земле пройдёт он – демоны все затрепещут…
– Брехня! – чистой воды враньё. Довелось общаться с высшими демонами: такие трепещут только при землетрясении, вместе с почвой. Хотя… Кошусь на ацтекского гостя, ёжусь от плотоядной улыбки. Повторяю не так убедительно. – Демоны не трепещут!
Харон не слышит:
… и пожрал он демонов немало,
С женой богиней Миктлансиуатль,
С которой обитают в нижней,
Девятой преисподней Миктлана…
Вот где собака порылась: пожрал. Мила-текут-ли-сопли демонами закусывает.
Точно: во рту зубов, что звёзд на небе. От такой улыбки хмурый день черней, от улыбки даже солнышко загнётся. Содрогнись улыбкою такой, перемелют зубы оборотня кости.
М-да, неприятная новость. Тому, кто пожирает демонов – оборотень всё равно, что мышь после росомахи – на один укус.
Не отворачиваюсь, отползаю от костра. Ныряю в души, как в море, пара прыжков – и в Лету. Чую, на дне смертельной реки безопаснее, чем рядом с обаятельной улыбкой соседа.
*****
Дни тянутся бусами на шее красавицы. Один к одному камешку схожие: жемчужина к жемчужине, после ещё в три ряда… Конца-краю не видать мусору со дна Леты. Обода с зелёным камушком нет, даже захудалого.
На берегу, на ровной каменной площадке, кучка находок подросла до холма, холм превращается в гору. Души на неё натыкаются, подвывают только им слышимой музыке.
– Ты, Харитон, навёл бы в вотчине порядок. – Душ пять запутались в рыболовных сетях. – Не по-хозяйски. Толкутся, что пчёлы в улье. Два шага шагнёшь – трёх душ смахнёшь. Бродят, воют.
– Не положено, обол не заплачен, – гудит пустой бочкой. —Да и веселее с ними: бродят, воют.
… тысячи ж душ, улетевших блуждают меж нами повсюду
ибо исполнена ими Аида земля, исполнена Лета!