— Что? — растерянно переспрашиваю, ведь вопроса не слышала, погруженная в счастливые моменты памяти, от которых остались одни осколки.
Рука машинально тянется к горлу, но кулона в виде полумесяца там ожидаемо нет. Его украли много лет назад. Символично. Подарок Тагира исчез так же бесследно, как и его любовь, клятвы, обещания.
Взгляд Наили следит за моей рукой. Она вздрагивает, уголок рта и глаз у нее дергаются, зрачки сужаются, как часто бывает, когда человек чего-то боится. Странная реакция, не поддающаяся объяснению.
— Гости приехали. Сиди здесь, пока не позову, ясно? — хмурится, дает мне наказ, которому я должна подчиниться. — И утри слезы, еще подумают, что я над тобой издеваюсь.
Киваю, сразу забывая о реакции Наили, ведь другие эмоции поглощают меня с головой. Страх. Мандраж. Ненависть. По обычаям, встретить родителей мужа я должна сама, показать, что хорошая хозяйка, уважаю и чту память предков.
Но у нас другая ситуация. Я — нежеланная и нелюбимая жена, а Тагир — их старший сын. Единственный оставшийся в живых отпрыск. Я не желаю нравиться кому бы то ни было в этом доме, так что пытаюсь отбросить беспокойство в дальний угол, вот только эмоции просто так не уберешь и не спрячешь. Они как вторая кожа, налипла — не отцепишь.
— Идем, — в какой-то момент в кухню снова заходит Наиля, как-то странно смотрит на меня и кивает в сторону гостиной. — По правилам дома, чай подавать будешь ты.
Сглатываю, мну ткань платья. А затем зажмуриваюсь и стискиваю кулаки. Им не сломать меня. Храни обет достойно, Ясмина, и помни о своем молчании. Эти люди недостойны твоих слов. Дышу пару раз глубоко и делаю шаг вперед. Навстречу людям, которых не видела долгих восемь лет.
Время идет словно в замедленной съемке. Впереди шагает Наиля, я следую за ней. А когда она останавливается перед столом, по чужим разговорам слышу, что в гостиной несколько человек. Сердце мое ускоряется, к горлу подкатывает тошнота. Стараюсь дышать глубже, боюсь, что меня может вырвать в самый неподходящий момент.
Напряжение сказывается на моем состоянии не лучшим образом. Оказалось, что я не готова к встрече с людьми, которые повинны в несчастьях моей семьи. Горечь обхватывает тисками грудь, сдавливая и не давая сделать новый полноценный вдох.
В воображении всплывает лицо сестры Тагира. Каким оно могло бы быть. Синее, одутловатое. Мертвое. Горе объединяет наши семьи, разделяя при этом и образуя между нами пропасть, которую не преодолеть никогда.
— Что за жену ты выбрал, Тагир? Она должна была встречать нас на пороге, — недовольный, смутно знакомый женский голос.