Пределы нормы (Графеева) - страница 19

– Черт!

Пару раз ударил по клавишам и откинулся на спинку стула. Долго смотрел на меня голубыми глазами из-под нахмуренных бровей.

– Фамилия? – раздраженно спросил он.

Я быстро назвался. Он пошарил глазами по столу, бегло просмотрел названия папок лежавших по его правую руку, и ничего не найдя, глубоко вздохнул.

– Сколько лет?

– Тринадцать.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо.

– Где твоя карта, не знаешь?

Я отрицательно помотал головой.

– Ладно.

В дверь постучали. Я повернул голову на звук открывающийся двери. В проеме мамина голова.

– Можно?

Мама! Видимо, доктор одобрительно кивнул, потому что мама вошла и встала за моей спиной, положила холодные руки мне на плечи.

– Ну, в принципе, здесь все понятно, – сказал заведующий, растягивая слова, – пусть полежит с недельку.

– Хорошо, – прозвучал родной голос над моей головой.

В дверь без стука вошел мой надзиратель.

– Александр проводит тебя в палату, – обратился ко мне заведующий, мы встретились с ним глазами. Я быстро опустил свои.

Встал, пошел за Александром. Уже у порога оглянулся на маму. Она тоже смотрела на меня:

– Иди, я приду, – улыбнулась она мне.

Пришла минут через двадцать с большим пакетом в руках. Я был в палате один, сидел с ногами на кровати. Мама поставила пакет у стены, села рядом.

– Нужно полежать немного, доктор сказал.

Я кивнул.

– Я по дороге в магазин забежала, накупила тебе вкусностей всяких.

Она приобняла меня за плечи, притянула к себе, поцеловала в висок

– Я буду часто приходить. Может тебе принести что-то из дома – книгу, например?

Я молчал. Мама посидела еще немного рядом и привычно засуетилась. Стала взбивать подушку, выкладывать принесенное на тумбочку. «Здесь зубная щетка, паста, салфетки, здесь печенье, вафельки, стакан, водичка без газа…». А я ее, любимую, уже не слышал, я готовился спросить, готовился произнести одно лишь слово. Увидел слезы на ее глазах, когда она приблизила свое лицо к моему, поправляя ворот моей рубахи я, наконец, решился:

– Мама, – тихо позвал я ее, – Лада…

Мама выпрямилась, долго кивала, печально скривив рот, потом сказала:

– Хорошо все, сыночек. Она тоже в больнице.


Глава 7

Через пару дней моего пребывания в детском психоневрологическом отделении городской больницы (на стенде в коридоре прочитал), видимо, убедились, что я не опасен ни для себя, ни для окружающих, и Александра освободили от должности моего надзирателя. Я сидел целыми днями один в своей палате, вечерами прогуливался по коридору. Мама приходила каждый день. Несколько раз выходили с ней на улицу, сидели на скамейке у входа в больницу, в остальные дни шел дождь. Она принесла альбом и карандаши. Я раньше не рисовал, и тогда все не мог решиться, почему-то боялся расстроиться, если ничего дельного у меня не получится. Но, альбом, в итоге, уехал домой исчирканный от корки до корки, а вот книги, которые мама все таки привезла, не открытыми ни разу.