Неважно, Лада, это все уже не важно, думал я. А Лада продолжала, но слушать было не интересно.
– И про папу – глупости это все. Мама говорит, папа в тот день с утра уже нализался, и вечером перед этим пил, и за руль пьяным сел, естественно, не справился с управлением. И вскрытие делали, никакого снотворного он не пил, маме бы сказали. Да и снотворного мама никогда сама не пила! А Вовка… – Лада перевела дыхание и говорила уже не так насмешливо, – а с Вовкой мы прыгали вместе, взявшись за руки… Да мы были немного не в себе, решили умереть вместе… Тебя там точно не было, я все отлично помню… И вообще с чего ты решил, что мы таблетки глотали?! – возмущенно спросила она. – В школе наслушался что ли?
– Говорили, – прошептал я.
– Мало ли, что говорили.
Немного помолчала, а потом снова притянула меня к себе и поцеловала в макушку:
– Меньше в компьютер играть нужно, навыдумывал, чего попало!
Дома меня оставили в комнате разбирать вещи, а сами ушли на кухню, готовить на стол. Я вытащил из сумки свой альбом и сел с ним на пол под окном. Открыл. Я проводил пальцем по спирали, с которой всё началось, которую карандаш выводил сам, а я лишь шел за ним. И еще было много таких же – целый лист. Потом была букашка, с головой как бусина и лапками во все стороны, как лучики солнца на детских рисунках. У второй такой же лапки закрутились усиками от клубничного кустика, и она вышла нарядной. У третьей передние превратились в клешни, и она стала крабом. Крабу подрисовал жемчужину. Нарисовал машину, какие на полях школьной тетради у любого мальчишки. Издалека смерч, не размашистой спиралькой, а скрупулезно заштрихованной змейкой, приблизился и лег к ней под колеса. Папа плевал на смерть. Поверил в свое могущество, неприкосновенность и жил так, будто ее не существует. Забыл быть тихим и осторожным. И она его заметила. А Славик со смертью играл, окружал себя ею, думал, что он с ней на одной стороне, побратим. Играл с ней – звал и убегал. Он ловил ее на сигаретки, а она поймала его. И уже неважно, кто принес Славику смерть, потому что он сам ее позвал. А вот и дерево с размашистыми ветками, на котором висеть бы Славику, как висят все подобно убитые в кино. Корни у дерева развиваются в разные стороны ногами осьминога и на каждом остром кончике капелька. Никто по Славику, как и по папе не плакал. А Вовка был оплакан, вот Ладины слезы, полный стакан. И мама его, наверное, плакала, я нарисовал слона с маленькими глазками, но получилось плохо. Ведь Вовка был хороший, но он огрызался со смертью, дерзил, дразнил. Он хотел заглянуть ей в глаза и заглядывал в пропасть. Наверное, я хотел нарисовать пропасть, нарисовал кольцо, закрасил погуще, от него две линии вниз, получилась труба на здании завода, с крыши которого он так и не упал.