Осольцев много бы чего ещё высказал, направляя нелицеприятные выражения в адрес ненавистной хозяйки, в его понимании заработавшей столь неблагоприятный статус, единственное, по причине принадлежности к внутренним органам (хотя и в ходе служебной деятельности они уже тоже неоднократно пересекались), однако – вдруг! – сзади него почувствовалось нечто необъяснимое, ни на что не похожее: во-первых, безусловно, его настигло легкое холодное дуновение, враз заставившее на его неразумной головушке зашевелиться курчавые волосы, ну, а во-вторых, он услышал осторожный, скорее еле слышимый, звук, похожий на «хлюп, чвак, пшик – хлюп, чвак, пшик». Вмиг его кожа съежилась, словно кем-то была натянута! Ноги и руки задрожали, а «храбрый хмель» улетучился; он стоял ни жив и ни мертв, не смея поворотиться назад и ожидая самого худшего. Так прошла секунда, проследовала вторая, минула третья. Необъяснимые шумы становились всё ближе, делались чётче и нагнетали непобедимое чувство непомерного страха всё больше и больше; было понятно, что они приближаются именно к нему, и не виделось ни малейшего шанса, что они свернут куда-нибудь в сторону. Сложившаяся ситуация виделась патовой, и протрезвевшему Геннадию если чего и осталось, то просто-напросто покрепче закрыть остекленевшие преступные зенки и терпеливо дожидаться неотвратимой, неминуемой гибели. Так он, по сути, и сделал – теперь вот стоял, ошеломленный, не двигался с места, а только легонько подрагивал и готовился к непременной, самой скоротечной, развязке. Вместе с тем странные непонятности неожиданно прекратились, как бывает, когда, к примеру, грациозная пантера, подкравшись к выбранной жертве, изготавливается к последнему, роковому, прыжку. Именно о возможном возникновении чего-то подобного и подумал загулявший ночной бедолага, отправившийся на прогулку далеко не в урочное время; а еще ему пришло на ум: «А не покричать ли мне участковую? Наверное, она уже дома, обязательно меня услышит и, хочешь не хочешь, окажет мне надлежащую помощь, настолько в случившейся неординарной ситуации необходимую и в крайне запутанном случае надобную».
Осольцев совсем уже хотел было вскрикнуть; но тут… плеча его кто-то тихонько коснулся – легонько так, совсем ненавязчиво – а следом мелодичный голос, в основном нежный, но и с небольшим оттенком суровости, грубовато заметил:
– Геннадий Сергеевич, ты чего, «паршивка ты эдакая», битое стекло мне в участок закидываешь? Наверное, тебе, гражданин Осольцев сильно захотелось поучаствовать в общественно-полезных работах и навести на всей близлежащей территории – а заодно и возле моего служебного дома – идеальный порядок… так прикажешь тебя понимать?