– Я – Лиса, – протягивая правую руку и приближаясь к поверженной жертве, неисправимая бестия, озарившаяся добродушной улыбкой, помогала ей потихоньку подняться, – по крайней мере, кто знает, так меня все называют. Спросишь: мол, почему? Потому что я очень хитрая, – от излишней скромности плутоватая проказница «скончаться» явно не собиралась, – а еще меня иногда называют Юлою – по какой причине? – потому как кручусь по жизни словно бы детский заведённый волчок… Дык чей, говоришь, Люба, этот полуразвалившийся домик?
Недавно чертовски бравая, сверх всякой меры борзая, сейчас униженная местная заводила чувствовала себя ни много ни мало, а чрезвычайно обиженной; но продолжать конфликтовать с умелой соперницей, «поставившей её на место» единственным, чётко наработанным, хлестким ударом, она по вполне понятным причинам отнюдь не решалась. Чтобы окончательно прийти в себя и начать здравомысляще оценивать обстановку, ей понадобилось минут, должно быть, не более трех; а дальше… хочешь не хочешь, она хотя и продолжала испытывать определённое недоверие, но тем не менее все же, стараясь казаться спокойной, простецки ответила:
– В общем-то он ничей; правда, иногда мы его используем для личных, неблаговидных занятий – ну, ты, наверное, понимаешь? – так что в нашем понимании присмотренное тобой жилище – оно, по сути, священно.
– Теперь становиться понятно, почему ты, Люба, набросилась на меня, как разъяренная, дикая львица, – ехидная плутовка саркастически ухмыльнулась и кивнула темноволосой головой, как бы испрашивая хозяйского приглашения проследовать внутрь, – вы здесь, «лять», попросту «трахаетесь», – она и раньше-то никогда «не лезла за словом в карман», а в сложившейся обстановке ей требовалось заручиться еще и определённым, хулиганским авторитетом, чтобы, выполняя указание Оксаны Бероевой, втереться в доверие к верховодившим представителям местного поселкового криминала, – давай веди – показывай развратное ложе.
Высказывая незамысловатое пожелание, Лисина нисколько не сомневалась, что ее новая знакомая, убеждённая в ее несомненном преимуществе, притом самым каким ни есть доходчивым образом, посмеет её хоть как-то ослушаться; так, в сущности, оно и случилось, и через пару мгновений и побитая провожатая, и невольная гостья заходили в молодёжную святая-святых, где внутреннее убранство было оборудовано как для длительных алкогольных посиделок, так и вытекающих впоследствии молодёжных утех, пускай и нежных, любовных, но, точно уж, нисколько не платонических. Первым делом познакомившиеся девушки попали на невзрачную кухню, закопчённую и промозглую; но на ней они задерживаться не стали, а проследовали сразу в основное помещение, используемое для плотских, неблаговидных собраний; оно виделось оборудованным в мальчишеском духе временного пристанища, другими словами, для нахождения в нем такой требовательной особы, какой представлялась пронырливая плутовка, оказалось более или же менее сносным. Из существующей обстановки особо здесь можно выделить старинную железную кровать, пружинную и накрытую, единственное, ватным матрасом, заодно обшарпанный диван, стоявший напротив и имевший всего лишь три ножки (под четвертую была подставлена деревянная чурка), а следом довольно сносный сервант, набитый стеклянной посудой – стаканами, тарелками, стопками, чашками – и, наконец, круглый дубовый стол, на удивление прочный и полностью заставленный немытой посудой; во внутренних помещениях присутствовал изрядно накопившийся мусор – было отвратительно, грязно, не убрано.