– Предлагаю больше не говорить о прошлом.
Диана моментально реагирует на сказанное и поворачивает голову. В ее блестящих от слез глазах я вижу искреннее удивление.
– Ты не уйдешь?
– Не-а, – качаю я головой и приглашаю ее в свои объятия.
Стоит ей прильнуть к моей груди, я начинаю беспокоиться, что возникшая на лице улыбка уже никогда не исчезнет и мне придется ходить с ней целую вечность.
– Мой бывший парень бросил меня, когда я потеряла брата, – признается Диана, когда мы снова ложимся друг напротив друга. – Сказал, что мое горе слишком велико для него. И что из-за меня у него все время плохое настроение.
– Вот урод.
– Но он был прав, – размышляет она вслух. – Раньше я переживала только собственную потерю, а сейчас почувствовала то, что испытываешь ты из-за родителей и… это так тяжело – разделять чье-то горе, относиться к нему, как к собственному. Ведь первое, что хочется сделать, когда слышишь плохие новости, – это убежать как можно дальше, лишь бы только не соприкасаться с чужой болью.
– В этом и смысл. Близкие люди не должны убегать, – отвечаю я, вспоминая свою семью, которая, несмотря ни на что, приняла меня как родного и помогла пережить случившуюся трагедию. – А где сейчас твой отец?
– После смерти Артура он вернулся в родной город, где живут мои бабушка и дедушка. Там ему стало легче. Он каждый день ходит к морю у подножия гор и вспоминает, как привозил нас с братом туда детьми.
– И ты не обижаешься на него? За то, что уехал и оставил тебя здесь одну.
– Он не хотел уезжать, но я настояла. Знала, что там ему будет лучше. Он всегда тосковал по родине и с грустью рассказывал о тех местах. Каждый человек должен быть на своем месте, а его сердце всегда тянулось туда.
– Хорошо сказано, – киваю я, улыбаясь. – А где твое место?
– Всегда думала, что на льду.
– А сейчас?
– Сейчас… – задумывается она. – Думаю, что мне нужно место, куда я хочу возвращаться после льда.
– А этот дом разве не подходит?
– Дом – это еще не все.
Я ловлю на себе ее ласковый взгляд и не знаю, как совладать с собственными руками, тянущимися к ее лицу. Когда моя ладонь застывает у ее щеки, Диана наклоняется, чтобы соприкоснуться с ней. Как бы мне хотелось остановить сейчас время!
– Я говорила, как рада, что ты здесь? – спрашивает она, глядя мне прямо в глаза.
– Кажется, припоминаю что-то такое.
Мне стоит большой силы воли убрать ладонь, но я рад возможности просто смотреть на ее освещенное ночником лицо. Наблюдать за ее сначала робкой, а затем широкой улыбкой. Улавливать дрожь ее густых ресниц и слышать ставшее более глубоким дыхание. Охвативший ее трепет становится осязаемым, и я едва могу совладать с собственным.