Музы не приносят людям хлеба, вдохновенье не снесёшь в ломбард.
Долгожданный гость, закрывшись маской, произносит шёпотом заказ:
«Нужен новый реквием. Вот деньги в кошельке. Извольте получить».
Песня мёртвых – реквием кому-то, как надгробный камень на пути.
Не судьбы ль посланник в полумаске приходил? А если бы и так!
Он оставил деньги. Это значит, детям не придётся голодать.
Нужен новый реквием? Извольте! Напишу воистину шедевр.
Говорят, талант не продаётся. Что ж, тогда привычным ремеслом,
Помолившись, возле клавесина буду зарабатывать на жизнь.
А умру – моя могила вскоре зарастёт высокою травой.
Но звучать уже не перестанет музыка моя в людских сердцах.
48.
Цзинь. Колодец.
У колодца старушка согбенная отдыхала, водицы испив.
Бормотала под нос неразборчиво и забылась старушечьим сном.
У колодца уставшая женщина, рукавом вытирая лицо,
О судьбе ли о бабьей печалилась? Иль воды не могла зачерпнуть?
У колодца красивая девушка от родимых подружек тайком
Причитала, что за нелюбимого её батюшка хочет отдать.
У колодца смешливая девочка собирала цветы для венка.
И в воде своему отражению долго корчила рожи, смеясь.
Эти образы, эти свидания вечно будет колодец хранить.
И вода, словно память народная, просочится ключами к корням.
Чтоб вернуться потом тёплым дождиком, свежим хлебом вернуться на стол.
Чтоб колодец с холодною, чистою правдою никогда не иссяк.
Помнишь, жёлтый август таял, в листопаде заходясь.
Ты шепнула мне смущённо: «Приходи, я буду ждать».
Кто бы мог тогда представить, что свиданием одним
Мы завяжем наших судеб симпатичный узелок.
Постепенно, шаг за шагом между строк читать учась,
Не заметили мы сами, что давно всё решено.
Знаешь, чувствую, что знаешь: не далёк тот странный час.
Час принятия решений и великих перемен.
Даже спрашивать не стану я гадалку о судьбе.
Всё предсказанное прежде ныне вижу наяву.
И тебя в красивом платье, и завьюженный февраль.
Присмотрись скорее, видишь? Значит, так тому и быть.
Опрокинут алтарь на языческом капище,
и отшельник-монах рубит древо священное.
Он пришёл сюда, чтоб инородцев-язычников
окрестить, не спросясь, бога чуждого именем.
Это племя ему – как дитя неразумное.
Прозябают во тьме, верят рощам и идолам.
Слова божьего здесь в глухомани не ведают.
О спасении душ ни один и не слыхивал.
Строит церковь монах там, где было святилище.
Там, где предки-волхвы колдовали над чашами.
Строит церковь монах из священного дерева.
И не слышно монаху, как ропщут язычники.
Есть предел доброте и людскому терпению.
Ночью вспыхнула церковь, с углов подожжённая.