Но были грехи похуже уныния. Например, убийство. Священник сначала долго описывал, какие муки в аду приготовлены для таких грешников, а потом громко, на весь собор объявлял: «Ибо сказано: нет прощения УБИЙЦАМ». И после этого слова все замирали в молчании. Иногда на этом моменте я начинал плакать. На исповеди я каждый раз обещал священнику, что никогда, ни за что не буду совершать таких ужасных вещей, ведь я хочу, чтобы Бог меня любил. Я говорил ему, что мечтаю попасть в рай – туда, где ангелы летают и поют свои прекрасные песни. И посмотрите, где я оказался теперь?
А впрочем, между нами говоря, я задолго до войны заподозрил, что не смогу попасть в чудесный рай, украшенный неувядаемыми цветами. Однажды, в тринадцать лет, мне приснился стыдный сон. Я испугался, однако родители не ругали меня. Днём отец пришёл в мою комнату и начал говорить, что это нормально, не нужно стесняться… И я ответил, что всё нормально, да. Вот только я не сказал ему, что во сне целовался со своим одноклассником. И я никому об этом не говорил, даже священнику на исповеди.
После этого были и другие сны. А иногда я сам, добровольно, воображал то, что видел в этих снах. В иные дни мне становилось очень страшно, я был готов признаться во всём, исправиться, искупить свою вину – только бы избежать наказания в аду. И ещё мне часто казалось, что окружающие как-то догадаются об этом. Иногда я был уверен, что родители, соседи или даже прохожие на улице смотрят на меня с подозрением. Хотя потом я успокаивался и убеждал себя, что никто не может читать мои мысли, никто не может увидеть эти картинки у меня в голове, и, если я буду осторожен, никто не заметит, что временами я слишком пристально смотрю на нашего садовника.
Однажды нас отпустили с уроков – посмотреть, как на площади какого-то мужчину секут розгами. Учитель сказал, что он – содомит, и теперь его имущество конфискуют, а его самого сошлют далеко на восток. Содомиты – это проказа на теле общества. После этого я больше не ходил на исповедь, а со временем и на службы перестал ходить. Бабушка была очень расстроена.
***
Помимо прочего, глупо было идти в армию, потому что здесь ещё труднее скрывать мою греховность. Мужчины везде. Очень близко. Они не стесняются переодеваться передо мной. Они не стесняются мыться передо мной. Только представьте – чёртова толпа голых, распаренных тел, по рельефным мышцам которых стекают капли воды. Какого чёрта я пошёл в армию?!
В таких условиях онанизм (тоже ужасный грех вообще-то) выглядит вполне приемлемым решением. По утрам – обязательно. В банный день – два раза. Лучше три, чтоб наверняка. Я сходил к полевому врачу, попросил прописать мне бромный порошок. Доктор понимающе улыбнулся и сказал, что бром в армии весьма популярен. Порошок помогает, но не очень. Больше всего я боюсь снов. Я вроде не разговариваю во сне, но это же такое дело – достаточно будет одного раза, верно? Сказать что-то неподходящее или назвать имя. А там уж начнут присматриваться, и мне каюк.