И это правильно… А то «остановись, я не за этим»… Да не важно уже, зачем. Не важно! Важно, что пришла. И все.
— Тихо, тихо, тихо… — хриплю ей в ушко, — ты все правильно сделала, малыш, все правильно… Я хочу тебя, только тебя, я скучал… Ты скучала, а? Скучала?
Она лишь стонет, всхлипывает, но меня это уже не устраивает. И потому увеличиваю темп.
Вбиваюсь в нее жестоко, с оттягом, кайфуя от того, как она стонет протяжно на каждое мое движение.
Как дрожит, как судорожно, с всхлипами пытается вдохнуть воздух в грудь.
— Скучала?
— Аххх… — пытается выгнуться, но я не пускаю, сильнее насаживаю на себя.
— Ну? Говори!
— Даааа…
Ее «дааа», протяжное и обессиленное, служит сигналом для ускорения.
Которое моя Злючка уже не выдерживает, вжимается в меня, кусает за плечо и мучительно стонет, кончая и сокращаясь так, что я за ней лечу, не останавливаясь на красном.
— Люблю тебя.
Я говорю это совершенно осмысленно. С полным осознанием происходящего. И с полным пониманием, что сказанное — вообще нихрена не отражает сути.
Потому что на самом деле я её не люблю.
Я её…
Сука, нет каких слов, что описать то, что чувствую. Нет.
Мне хочется объяснить Злючке суть сказанного, как-то так, чтоб стало понятно ей хоть чуть-чуть. Но не могу.
В голове только трэш и казенщина. И еще банальность, которую я уже ляпнул.
А Вера замирает. Отталкивается от моих плеч, смотрит в глаза.
— Коля…
— Вер… Не говори ничего, а? Я понимаю, что ты, наверно… Хотя не. Не понимаю. Вер… Я — дурак. Реально. И ты, может, и правда только секса от меня хочешь… Но мне не только секса надо. Понимаешь?
Я сбивчиво несу какую-то ядреную хрень, причем, прекрасно понимая, что это хрень. Но остановиться никак.
Ситуация зашкаливает своей тупостью.
Колян, у тебя на члене сидит баба. Красивая, сладкая баба.
И что ты делаешь, Колян?
Вот что ты делаешь вместо того, что ее трахнуть еще разочек? А?
Правильно, ты признаешься ей в любви.
Поздравляю, Колян, кукуха улетела и не вернется, похоже. По крайней мере, если сейчас Вера скажет «да», то… Точно не вернется.
Ну ее нахер, эту тупую кукуху. Не нужна она мне больше.
— Я вообще, с тех пор, как мы познакомились, ни о ком другом не думаю. Только о тебе. И не нужен мне никто. И вчера днем, когда ты… Понимаешь, это все херня. Я же говорил тебе, там — вообще херня. Она повисла, я оттолкнул и все. Мне никто вообще, Вер…
— Правда? — голос ее, тихий и мягкий. А еще с какой-то новой ноткой внутри. Словно она не верит. Но хочет поверить.
И это придает мне уверенности. И развязывает язык.
Я обнимаю, притягиваю ближе, легко ломая слабое сопротивление тонких рук, и усиливаю напор, шепчу ей в ушко жарко и сбивчиво, уже зная, что она — не против. Что она, наверно, хочет этого же. Что ждала. Что боялась. Что… Да, бля, какой еще херней себе бабы головы засирают, вместо того, чтоб просто спросить? Просто поговорить четко и по делу?