Холодные пальцы скользят по внутренней стороне моего бедра. Но его грудь такая теплая под моими руками, и я проникаю внутрь, скользя ладонями по его ключицам и вниз к животу, желая ощутить каждый сантиметр.
Он произносит какие — то нечленораздельные слова, когда чувствует меня через нижнее белье. А потом его пальцы скользят по моему пупку, осторожно копаясь в кружевах, и я поднимаюсь над ним на колени, помогая ему добраться до того места, где его прикосновения нужны мне больше, чем что — либо другое в галактике.
— Ты мокрая для меня? — спрашивает он, отстраняясь, чтобы заглянуть мне в лицо. Его пальцы проникают в меня, большой палец поглаживает. — Это мне?
Я киваю, и его неверие заразительно; именно оно усиливает ощущение каждого прикосновения, заставляет меня двигаться вместе с ним, кусать его, пока он прикасается ко мне. Это то, что посылает мое тело вверх по крутой винтовой лестнице, один пункт назначения — вот он, всего на два удара выше. Еще два.
— Элл.
— Да.
— Я собираюсь кончить.
Его улыбка искривляет единственное слово: — Хорошо.
Я нащупываю его, его ремень, его молнию.
— Подожди, — говорю я своему телу. — О Боже, я уже близко.
Подожди.
Подожди. Подожди.
Он не прекращает своих действий, когда отстраняется и смотрит мне в лицо. — Ты хочешь…?
Кончики его пальцев скользят по мне, теснее, быстрее.
Неуклюже, я проникаю внутрь, нащупывая тяжелый жар его тела, обхватываю его рукой, сдвигаюсь так, что оказываюсь рядом, наклоняю его, заставляя его увлажниться от меня.
Он стонет, погружаясь в меня, и этот звук поражает меня своей древностью и дикостью.
Облегчение от этого — от его толстого и голодного, наконец — то глубоко входящего и выходящего из меня — это плавящаяся звезда, распространяющая огонь в моей крови. Он задыхается, говоря, что не хочет кончать, никогда не хочет кончать, никогда не хочет останавливаться. Я уже на острие, и наш мгновенный, бешеный трах доводит меня до этого с помощью неровных толчков. Он встает, я кончаю.
Сверчки и Эллиот затихают от резких, ноющих криков, вырывающихся из меня.
В наступившей тишине я чувствую, как бьется его пульс там, где мои губы встречаются с его горлом. Но потом его руки добираются до моей челюсти, обхватывают и наклоняют мое лицо к своему.
— Да? — шепчет он. Я киваю в его руках, чувствуя его вес внутри себя. — Матерь Божья, — говорит он в поцелуе, — это нереально.
Все сужается до крошечных движений моих бедер по его бедрам и мягких засасывающих поцелуев. Я почти не двигаюсь. Просто покачиваюсь, сжимаюсь. Это значит, что я не ожидаю, что он так плотно прижмется ко мне и скажет, что он близок.