«Ну, допустим, про Пушкина ты загнул. И про Декозлова загнул».
«Допустим. Чтобы проверить, насколько вы внимательно внимаете мне, насколько вы вообще меня понимаете».
«Да где уж нам?»
«Не скромничай, не то так и будут тебя дурачком считать. На чём я остановился? Вот сбил ты меня. Ах да, бас. Он заявил ещё – предупредил, скорее, что нельзя явить миру истинный облик Спасителя без того, чтобы тут же не изрыгнуть что-нибудь настолько же отрезвляюще непотребное, насколько Он совершенен, иначе всё живое ринется к свету в указанном мной направлении, сбивая и топча ближнего своего. А дисконт добавил: указавши дорогу к свету, будь добр указывать и обратный путь, к мраку. А меццо-сопрано предупредило: тебе осталось тридцать семь часов, тридцать семь минут и тридцать семь секунд на всё про всё. И бас вынес мне приговор: успеешь – значит мир после тебя пребудет – как и был – равновесным, не успеешь – значит навсегда останешься виноватым в том, что он сорвался с катушек».
«То есть тебе предложили совершить обнуление – плюс на минус».
– И тебе пригрезилась – ну или была явлена – лукраедка!
«Точно! Я сразу понял: это оно, то самое – квинтэссенция всего, что я не любил в этой жизни! Я писал его взахлёб, прерываясь только на то, чтобы сплюнуть от омерзения. Когда левая рука не могла уже держать кисть, я помогал им обеим правой. К утру всё было готово, но только жить после этого стало решительно невозможно, и жизнь без сожаления вскоре рассталась со мной».
– Ты самоисчерпался. На какое-то время.
Чтобы изобразить эдакое без тяжких последствий для психики, надо было быть Босхом, а никак не Рафиком.
«Да, я чувствовал себя пустым, как мир до Большого Взрыва, как будто меня вывернули наизнанку, высосали все соки и выбросили за ненадобностью полыхать горячечным пламенем».
«Зря вы, хозяин, говорили, что мне неведомы чувства: я аж прослезился! Спешите видеть: Трам-Пам-Пам-Сон рыдает как какой-нибудь сентиментальный Крокодайло!»
– Да, дорого ты заплатил за свою, как ты её, по-моему, назвал, оплошность, дорого заплатило и человечество, обменяв гения на гиперплодовитую нечисть, а во сколько обойдётся очищение мира от этой заразы с помощью клизмы или ударной дозы слабительного, боюсь, нам сейчас не скажет никто – даже КССР с Польской Милицией.
«Не могу всё же сквозь рыдания не добавить, что без жертвы чего-то нестерпимо для всех для нас важного здесь уже обойтись, к глубочайшему моему сожалению, не получится».
– Имеешь в виду себя? Только такая жертва будет для каждого из нас нестерпимо важной.
«Ах если б! Если б моей скромной персоны было достаточно, то, верите ли, хозяин, ни секунды б не колебался!»