– Ничего удивительного, – буднично произнес Завьялов, расстилая на коленях салфетку. – Все претензии к начальнику вашей охраны, у которого на столе лежит график ваших посещений различных мероприятий. Он заранее готовит не только охрану, но и место предполагаемого прибытия. Во избежание ненужных эксцессов, так сказать. А то, что лица одни и те же, так штат у него не резиновый.
– Но ведь ты не ребенок, поэтому должен понимать, к чему все это может привести? Сначала одна и та же мороженщица, потом продавщица в аптеке, а в итоге, что имеем на выходе?
– Что? – эхом отозвался Павел.
– А на выходе просто вырастет стена глухого непонимания между властью и теми, кто ее нам делегировал, – подытожил Афанасьев.
На этом разговор прервался, потому что официантка прикатила тележку с завтраком и уже степенно начала расставлять на столе тарелки и стаканы. Но когда она ушла, пожелав им приятного аппетита, Афанасьев продолжил наступление.
– Так что ты мне скажешь? – спросил он угрюмо, берясь одной рукой за нарезанный хлеб, а другой – за ложку.
Как ни мучителен был этот диалог для Завьялова, но его волей неволей приходилось поддерживать.
– Хорошо, товарищ Верховный, я скажу все как есть, коль вы на том настаиваете, – вяло размешивая кашу в тарелке, произнес Завьялов. – В общем и целом, народ поддерживает вашу, как внутреннюю, так и внешнюю политику. Во всяком случае, я за все это время ни от кого не слышал слов абсолютного неприятия всего того, что происходит в стране.
– Не темни, Геннадич. Говори прямо, без этих округлостей – «в общем», «в целом», – не очень вежливо перебил Афанасьев, глотая и обжигаясь горячей кашей.
– Да я не темню, – подул тот на кашу. – Все так и есть. Одобряет народ. А критика? Ну, куда же без нее, родимой? Как там, Черчилль, по-моему, говорил когда-то, что лучше всех знают, как управлять страной это таксисты и парикмахеры.
– Эту фразу приписывают ему, хотя ее автор Франсуа Миттеран, – машинально поправил его Афанасьев, – но ты продолжай-продолжай. Я тебя слушаю.
– Вот видите, вы все знаете лучше меня.
– Не виляй, – поморщился Валерий Васильевич, крупно откусывая хлеб.
– И не думал даже, – парировал Павел слова диктатора. – Что касается критики, то, да. Есть такое. Не спорю. Люди с восторгом восприняли и арест одиозных лиц во власти, скомпрометировавших ее своим стяжательством и разгон продажных мироедов из представительских органов всех ступеней, а уж показательные расправы с организованной преступностью, так вообще пошли на «ура» в обывательской среде. Демонстративное закрытие всяких там макдональдсов и ашанов тоже сыграло свою положительную роль, потому как давно пора было положить конец иностранному засилью в наших торговых сетях. На этом фоне рубль даже несколько окреп, несмотря на рецессию, связанную с пандемией и рухнувшими ценами на экспортируемые энергоносители. Все так. А когда над стенами Кремля вновь, после тридцати лет отступлений и унижений, взвился алый стяг надежды на возврат к утерянным ценностям, то предела эйфории не было. Все, как будто заново родились, окропленные святой водой…