Я только почувствовала, как у меня разглаживаются морщины на лбу, а брови поднимаются все выше к волосам. Хотелось верить, что она это все где-то прочитала. Я была ханжой в этом плане. Да и такие советы хорошо слушать от «экспертов», чем от родных людей.
Потом написала Рита, заявив, что я совсем не думаю о ней и как мои выходки влияют на ее детскую психику. Пригрозила начать с кем-то встречаться. Я напомнила ей о статье за совращение несовершеннолетних, посоветовав эту информацию донести до ее предполагаемого кавалера. Если он не хочет оказаться в тюрьме, а ей не писать ему письма до окончания института, то им стоит подождать. Рита тут же написала, что пошутила и попросила денег.
Павел написал длинное письмо, смысл которого свелся к тому, что он не будет со мной разговаривать. Гриша написал, что нужны деньги на экзамены, пособия и еще какую-то муть для Павла. Он заканчивал девятый класс. Так как у меня не было времени состоять в группах и чатах родительского комитета, то там сидел Гриша. Еще он пообещал, что меня на улице оставит, подав на алименты. Дети хотели жить с ним, а значит я буду их содержать, как и раньше, плюс еще мне придется платить за съемную квартиру. Предложил одуматься.
Я читала все это и не понимала, чего они от меня добиваются. То говорят, что не хотят меня видеть, то пишут, что не хотят отпускать. Мелькнула надежда, что может я им нужна? А потом пришла другая мысль. Нужны ли они мне? И от этой мысли стало не по себе.
— Значит, нашла время на обед? — спросил Аркадий, вместо приветствия.
— Перерыв, — ответила я, не понимая, почему это ему решила позвонить.
— Надо тебе что-то вкусное приготовить. Блин, не знаю получиться ли это сделать. Как-то все сложно получилось. Не думал, что будет так тяжело вещи перебирать. Называется — это я затеял уборку. Теперь сижу в свинарнике. Все раскидано, а я ни фига не знаю чего с этим делать. По-хорошему надо на помойку отнести. А рука не поднимается.
— И не поднимется. Ты ее все еще ждешь.
— Жду, — он вздохнул. — Она так ждала ребенка. Каждый день вещички из шкафа вынимала. Разглаживала их. Я смеялся над этим, а она губы надувала. Говорила, что я бесчувственный и ничего не понимаю. А мне казалось, что она как будто нашла новую игрушку и только думает о ней. Даже ревновал ее, потому что все мысли у Насти были только о малыше. Прям повернулась на нем. Я же повернулся на ней. Извини, что не получится убраться к твоему возвращению.
— Ничего страшного.
— А еще я напился. Но не сорвусь. Это так. Сегодня. Ты мне веришь?
— Нет. Но скажу, что верю.