Зато теперь она снова полностью спокойна. И к ней возвращается ее обычный бесшабашный настрой, желание поражать и брать нахрапом, которыми она прикрывает свою неуверенность, но которые сейчас, рядом с Григорием, оборачиваются чем-то настоящим. Ее сутью.
Как хорошо быть собой.
— Я готова, — говорит она, призывно разводя колени. — Давай уже. Просто представь, что мы на тренировке.
Григорий внимательно смотрит ей в глаза, и Яра приподнимается и целует его в нос, и кажется, это его убеждает.
— Все хорошо, — шепчет он в ответ на то, как она хватается за его плечи, когда он аккуратно толкается в нее первый раз. — Расслабься. Все хорошо…
На самом деле ей почти не больно. Так, неприятно, можно потерпеть. Но его слова вовсе не лишние, и сейчас они действительно ей нужны, потому что то, что сопротивляется в ней, имеет не только физическую, но и психическую оболочку. И его слова — это то, что нужно, чтобы преодолеть и ее тоже. Зато потом он входит в нее и останавливается, чтобы она привыкла, и ее поражает это новое неизведанное чувство — ощущение заполненности, целостности. Словно до этого она была лишь частью самой себя, и вот наконец нашла недостающий фрагмент. Она успокоено выдыхает и прижимается ближе, чтобы ощутить себя в полной безопасности, чтобы окончательно слиться с ним, почувствовать их как единое целое. А он, явно не страдая теми же романтическими бреднями, начинает двигаться.
Неприятно и приятно одновременно. И одновременно верится и не верится, что это происходит на самом деле. Ей хочется что-то сделать, и при этом не хочется мешать ему, и она целует его в плечо, и в шею, и в ключицу, и везде, до куда достает, и он сам находит ее губы, и поцелуй выходит глубоким и благодарным. Григорий движется размеренно, не быстро и не медленно, самое то, чтобы привыкнуть и прочувствовать, и Яре нравится этот неспешный темп, ее успокаивает отсутствие чрезмерной страсти, которую так любят описывать в книгах и показывать в кино. Ей не хочется страсти. Ей хочется его. Всего. Целиком. Чтобы он принадлежал ей. И вот сейчас это именно так. И ей важно насытиться каждым моментом, и чтобы ничего не отвлекало.
А потом Григорий немного ускоряется, и вот так уже куда лучше и интереснее. Яра откидывается на подушку и с удивлением обнаруживает, что в процессе очень сложно дышать, но воздух словно и не нужен, но потом все равно ловит немного, и выдыхает то, что ей сейчас кажется самым важным.
— Гриша… Я люблю тебя…
Не то чтобы она ни разу не произносила эту фразу за последний месяц. Произносила, конечно. Несколько раз точно. И шутливо, и серьезно. Но явно не так, как это вышло теперь.