Жутко до тошноты. До темноты перед глазами. До слез.
Она не сможет.
Вот так все и закончится.
Что же она такой дурой-то уродилась?!
Кажется, она начинает потихоньку подвывать, но сильно разойтись не успевает, потому что кто-то садится рядом, и ей на лопатку ложится ладонь. Яра замирает на вдохе. Так делает только один человек.
Нет, нет, нет! Так нечестно! Она еще не готова. Она здесь пряталась. Она в домике. Он что, не знает правила игры?
И, мучимая терзаниями и стыдом, она сжимается под этим прикосновением. А Грач, совершенно для нее неожиданно, вместо того, чтобы развернуть лицом к себе и высказать все, что о ней думает, гладит ее по спине.
Боги, лучше бы орал…
Яра убирает наушники и поворачивается сама. В этот момент начинается припев, и из динамиков орёт что-то уж совсем неблагозвучное, и она досадливо морщится и быстрее нажимает «стоп» на сотовом. Вся ее любимая музыка сейчас кажется ей глупой, детской забавой.
А Грач не хмурится. И вообще вместо того, чтобы смотреть на нее, с интересом изучает ее комнату. Конечно же, он видел ее раньше, когда приходил в гости к родителям и заходил поздороваться. Но никогда не позволял себе войти внутрь: приветствовал ее с порога и сразу уходил. Так что можно сказать, что сейчас он попал сюда впервые.
Яра внимательно следит за его взглядом. А тот скользит по рабочему столу, стопке скетчбуков, рисункам и зарисовкам, наклеенным на стену и разбавленным фотографиями: она с родителями, она с братьями, она с подругой, она на выпускном… И на одной, немного смазанной, она с Грачом. Ее восемнадцатый день рождения. Она очень просила не обижать именинницу и сфотографироваться с ней. Он согласился только на один дубль. Тот вышел не слишком удачным, но это было лучше, чем совсем ничего.
Кажется, Грач тоже замечает это фото, но никак не комментирует. Зато усмехается при виде крыльев феечки, подвешенных к шторе. Яра вспыхивает и поджимает губы. Григорий изучает дальше.
— Что за группа на плакате? — спрашивает он.
— Ты их не знаешь, — бурчит Яра. — Это авангардный метал, тебе не понравится.
— А вдруг?
Яра испытующе смотрит на него какое-то время, пытаясь понять: он издевается или серьезно? Это такая подготовка перед казнью или ее неожиданно помиловали? А потом плюет на все, находит на сотовом нужную песню и протягивает ему наушник.
— Возможно, что-то в этом есть… — тянет Григорий, но потом его лицо приобретает чудесное потрясенное выражение. — А, нет, кого я обманываю… Какой кошмар…
Яра дергает проводок на себя, и наушник вылетает из его уха. Она останавливает песню. И отворачивается к стенке, подтягивает колени к груди, зарывается носом в шерстяной плед и глубоко вдыхает знакомый запах. Пахнет детством. Хороший запах. Прячет в себе. Успокаивает.