Сейчас он совершенно иначе смотрел на Корбулона. Он ему нравился и ему не хотелось уезжать к прежнему отцу.
– Пошли в дом, мальчик мой, – сказал ласково сенатор.
Не в силах более владеть собой, Аристон прижался к тёплой тоге сенатора и заплакал. Он больше не мог всё держать в себе. Его душа кричала и требовала утешение. Слишком много событий произошло за эти дни. Слишком много Аристон настрадался.
Он обнял сенатора за талию и уткнулся в мощную грудь. Судя по всему, Корбулон раньше был воином, ибо невзирая на его возраст, он был в довольно неплохой форме. Широкие плечи, сильные руки и мощный торс.
– Да что ты…
Сенатор похлопал Аристона по спине, отчего юноша заплакал ещё громче. Осторий стоял рядом с невозмутимым лицом и молча наблюдал за идиллией.
– Ну всё, всё, – проговорил сенатор и убрал от себя юношу.
Он взял его лицо в свои руки и посмотрел в его красные от слёз глаза. Сенатор был выше его и поэтому смотрел сверху вниз.
– Простите, – смущённо пролепетал Аристон и вытер слёзы.
– Всё хорошо, мальчик мой.
Он ещё долго всматривался в прекрасное заплаканное лицо Аристона, словно проверяя товар, ища в нём изъяны. Сенатор погладил его по кудрявым волосам, которые закрывали его тёмные брови и голубые глаза и проговорил:
– Антиной64*.
Аристон прекрасно знал, кто такой Антиной. Ему стало неловко, и он попытался уйти, но сенатор его не отпускал.
– Позвольте удалиться? – Спросил Аристон нервным голосом.
Несколько минут сенатор молчал, продолжая рассматривать тело юноши. Но затем глаза его широко раскрылись, и он быстро спрятал свои руки за спину, словно ученик, который провинился перед учителем со словами оправдания: «я тут не причём».
– Д-да, конечно иди…– проговорил сенатор.
Аристон тут же ринулся к дому, не оглядываясь назад. Сенатор посмотрел на Остория. Осторий с укоризной скрестил руки на груди и неодобрительно покачивал головой.
– Что? – Спросил Корбулон и, махнув рукой, последовал вслед удаляющемуся юноше.
Аристон тем временем заперся у себя в комнате и лёг на мягкую постель, раскинув руки в разные стороны. Немного полежав и вспоминая случившееся, он закрыл лицо руками и вздохнул.
– О боги, дайте мне силы, – проговорил он на греческом.
Он снова вспомнил эпизод с Креоном, а затем и с Луцием…Его тело всё ещё помнило насилие. Он посмотрел на свою руку, на которой совсем недавно были сломаны пальцы и размял кисть. Затем он задрал тунику и посмотрел на свой выпуклый пресс. Он вспомнил, как Луций сделал на нём длинную полосу, из которой медленно сочилась кровь. Он сжал кулаки и ударился головой об кровать. Ему было больно. Воспоминания давили на него с невероятной силой. Он зажмурил глаза и закричал.