Папа Гаврилов и Петя с восторгом разглядывали мечи, кинжалы, наконечники копий и заготовленные для щитов бляхи-умбоны. Кузнец Антон стоял рядом и, уперев руки в бока, ворчал, пытаясь скрыть удовольствие:
– Разве это мечи? Это не мечи!
– Как не мечи? – удивлялся папа Гаврилов, которому все мечи казались хорошими.
– В прежние времена выпороли бы меня за такую работу. Здесь я заготовку пережёг. Этот клинок надо было за хвостовик подвесить, подостудить, а я его сразу на наковальню… Этот я в горячем масле закаливать стал, а надо было в обычной воде. Здесь полосу меди зачем-то вклинил. Этот слишком жестким сделал. Разлетится после сильного удара… Хороший клинок гнуться должен! Вот! Вроде этого!
Небрежно раскидав готовые к продаже красивые мечи, кузнец извлёк невзрачный с виду клинок без навершия и гарды.
– Бедненький какой! Без ручечки! – жалостливо прощебетал Лепот.
Кузнец посмотрел на него взглядом критика, которому сообщили, что «Война и мир» хуже комиксов, потому что в ней нет картинок.
– «Ручечку» хозяин сам закажет, – сказал он терпеливо. – Это полосовой дамаск. Для меня это новый опыт. Взял четыре полосы железа и три стали, раскалил и сварил ковкой. В центр поместил железный сердечник, а на внешние стороны наварил стальные лезвия. Если получится, за кручёный дамаск возьмусь. Он куда сложнее.
– А этот меч вы за что так? – папа Гаврилов показал на зажатый в маленькие тиски клинок, сточенный напильником почти до середины лезвия. Железные опилки лежали в тазу.
Антон смутился. Кашлянул. Большое мягкое лицо его покрылось красными пятнами. Кое-где пятна сливались и образовывали островки.
– Да так, балуюсь. Сага такая есть, в которой кузнец стачивает свой лучший меч, добавляет опилки в тесто и скармливает гусям. Потом собирает птичий помёт и проковывает его. И получается меч такой прочности, что другого такого нет на земле. Бред, конечно, но ведь не на пустом же месте сага возникла? Может, кислоты в гусином желудке какие? Решил вот попытать счастья.
– А раньше вы по этому рецепту мечи делали? – спросил Петя.
– Нож засапожный выковал. Вот! – В руках у кузнеца вспыхнул короткий клинок.
Взмахнув им, Антон выскочил на улицу. Увидев у забора густо разросшуюся сирень, ножом сбрил с ветки половину листа. Затем лёгкими прикосновениями прорезал уцелевшую часть зубчиками.
– Как ножницами! Красота, а? – воскликнул он.
– Где красота-то? Сирень чудо Божье, а ты её портишь! Ты сирень эту садил?! Ты её хоть раз поливал?! – тоненько крикнул кто-то.
Кузнец растерянно опустил руку. С другой стороны частокола по поселковой улице семенила небольшая старушка в белом платочке, очень похожая на синичку.