«Нужно жертвовать всем ради рода», – напоминали старцы, говоря о том, что даже Ульвальд поступился своей любовью.
«Но он не знал, – хотелось крикнуть ей на собрании, когда старейшины обсуждали решение призвать принца к обряду. – Не знал, что при слиянии двух рас ребёнок рождается чуждым этому миру, что тело человека неспособно выносить его. Не потому ли он бросил своих детей и сгинул? Утратив смысл жизни, он выбрал вечной забвение. Не потому ли, что не хотел превращать плод любви в ненависть?»
Но она молчала, отстранённо слушая их разговоры, зная, что крики и стенания бессмысленны. Они пойдут на всё ради власти, как тогда, много лет назад, когда меч Коли навис над головой Данилы, подчиняясь приказу Елисея, который жаждал избавиться от подопытной мыши, чья сила оказалась слишком большой для него.
Валентина задрожала, отгоняя непрошеные слёзы, но всё же всхлип вырвался наружу:
– Ну почему, почему человек? Разве мы мало пережили? Неужели не заслужили даже крохотного счастья? Почему нельзя было подождать пару сотен лет?
Женщина понимала, как эгоистично это звучит, но ничего не могла поделать. Столько лет выстраивать собственную семью, угол, где они могут затаиться, зализывая раны, и ради чего? Чтобы в один прекрасный день это разрушить собственными руками? Превратить свой дом в склеп? Ведь они не смогут жить дальше, осознавая, что убили Нину.
Их кровь для неё – парализующий яд, который проникая в свою жертву, медленно расползается по телу, постепенно отключая орган за органом, пока не доберётся до сердца.
Ей вспомнилось, как Коля случайно задел руку Данилы. Такое иногда случалось, когда оба мужчины внезапно тянулись одновременно к кастрюле, желая наполнить свои тарелки. В такие моменты всегда грубая брань срывалась с губ её сына, ведь он даже не старался скрыть свою ненависть к отцу.
Но в этот раз этого не было. Она заметила, как заалели на миг глаза парня, и пальцы сжались на деревянной ручке, но гнев быстро угас, очарованный голосом Нины, которая что-то вещала Натали.
Словно змея, пленённая факиром, Данила напрягся, вслушиваясь в текучую речь, стараясь не подавать виду, что ему интересны её рассказы.
А Натали? Их бедная девочка всегда любила всё странное, и потому человек идеально вписался в коллекцию малышки, взывая к природному любопытству.
Впервые на нежном, но холодном лице заиграло так много эмоций, отражаясь в больших, как у газели, глазах. Она больше не пряталась в своей скорлупе, а с интересом изучала происходящее. Ведь Нина – это не склянки с кровью и не трупы погибших животных, она была живая и по-детски непосредственна.