Лишь на мгновение опустив глаза на письмо, Хельга поняла, что ошиблась в своих надеждах.
«Моя милая сестра! Спешу сообщить тебе, что штурм закончился благополучно и благодаря отправленным тобой схемам мы смогли взять Лейт. Со мной всё в порядке, я отделался лишь парой лёгких царапин. Однако вынужден передать тебе печальную новость — штурм пережили не все. Мой дорогой друг и твой возлюбленный жених Вильхельм Остхен погиб, погиб как герой. Хочу, чтоб ты знала, что его последними словами были слова любви к тебе.
Прошу тебя, дорогая Хельга, не отчаивайся. В тот час, когда ты получишь это письмо, тело Вильхельма уже, скорее всего, доставят в Остхен. Возможно, ты захочешь попрощаться с ним.
Твой любящий брат Хельмут».
Письмо оказалось кратким, но сколько же страшных слов в нём было написано… Видно, что рука брата очень дрожала, когда он писал это, отчего его и без того небрежный почерк стал ещё менее разборчивым, а на словах о смерти Вильхельма виднелось несколько небольших клякс.
Колени задрожали, ноги стали какими-то ватными, и Хельга поняла, что вот-вот упадёт на жёсткий гравий, испортит платье и раздерёт ладони… И она бы обязательно упала, если бы герцогиня Эрика не оказалась рядом. Она быстро и бесшумно подошла к ней и сжала в объятиях, проведя ладонью по волосам.
Хельга разрыдалась.
Она выронила письмо, и лёгкий ветерок отбросил его на клумбу почти отцветших бархатцев.
Девушка не слышала ничего, кроме своих всхлипов и тяжёлых, прерывистых вздохов, однако через какое-то время до её слуха донёсся нервный шёпот герцогини Эрики:
— Он не мог, не мог… — Она, кажется, обращалась вовсе не к Хельге и говорила сама с собой. — Он не мог просто так погибнуть, не мог такого допустить! Здесь явно что-то не так… — Было не очень понятно, о чём она говорит, однако в её голосе слышалось больше злости и недоумения, нежели горя и отчаяния. — Моя дорогая, моя бедная Хельга! — Эрика отстранилась, заглянула девушке в глаза, сжав её плечо одной рукой и проведя по влажной от слёз щеке другой. Герцогиня то и дело покусывала губы, не обращая внимания на слой тёмной помады на них, а во взгляде её Хельга вдруг обнаружила всплеск какого-то поистине пугающего гнева и невольно отшатнулась. — Я поеду в родительский замок, — негромко сказала Эрика, и стало ясно, что это был вовсе не отблеск злости, а прозрачная слезинка. — Нужно похоронить брата…
— Я тоже поеду, — вырвалось у Хельги, и голос прозвучал на удивление громко. — Пожалуйста, не отговаривайте меня, — попросила она, прервав собравшуюся что-то сказать герцогиню Эрику. — Я должна увидеть его ещё хоть раз и проводить в последний путь.