Эрика кивнула, вздохнув. Она вытерла слёзы ладонью и попятилась к своей арфе.
— Нужно написать родителям, что я приеду… — проронила она.
Родители… Хельга покачала головой, не сразу поняв, о ком шла речь. Барон Людвиг и баронесса Аделина… Её несостоявшиеся свёкор и свекровь… Они ведь потеряли единственного сына и сейчас наверняка тоже изнывают от боли и горя не меньше, а то и больше, чем Хельга. Захотелось как можно скорее отправиться в Остхен, чтобы увидеться с ними и разделить их общую печаль — может, тогда станет полегче…
Хельга всё ещё не чувствовала ног, зато ощущала обжигающую боль в груди и страшную резь в глазах. Хотелось рухнуть на грубый гравий, разодрав всё лицо, и тут же умереть, чтобы оказаться рядом с Вильхельмом, чтобы не позволить ему её оставить, оставить навсегда… Все её мечты и надежды рухнули за одно мгновение, разбитые безжалостной судьбой, и теперь осколки впивались ей в сердце и глаза, не давая шанса даже сделать вдох. Когда Хельга закрывала глаза, то видела лицо своего погибшего жениха, отчего сердце разрывалось на части. А когда она их открывала, то обнаруживала, что вокруг всё плывёт и мутнеет, отчего кружилась голова.
Однако Хельга всё-таки нашла в себе силы не упасть. Мысль о том, что она была не одинока в своём горе, её немного воодушевляла, возвращала жизни хоть какую-то ценность.
А солнце тем временем закатывалось за горизонт, и вечернее небо окрашивалось алым.
— Ногу уже не спасти, — покачал головой лекарь, даже не вздохнув, даже не попытавшись изобразить сожаление. Он был сдержан и хладнокровен, как всегда, и удивляться тут нечему: этот не старый ещё монах, отправленный послушником на войну, явно многое повидал на своём веку. И вид гангрены, поразившей почти всю стопу оказавшегося на лекарском столе воина, его уж точно не смущал.
Гвен тоже успела привыкнуть и к огромным кровоточащим ранам, и к отрубленным конечностям, и к культям, и к страшным ожогам… Но гангрену она сегодня увидела впервые, и поначалу ей с трудом удалось сдержать тошноту. Она и слова-то такого раньше не знала — «гангрена»… Это лекарь ей только что объяснил, как называется и от чего возникает. Со временем вид почерневшей стопы стал совсем привычным, и Гвен смотрела на неё без страха и отвращения.
Однако, в отличие от хладнокровного лекаря, не сострадать раненому воину она не могла.
— Нужно отрезать, — продолжил лекарь как ни в чём не бывало. — Где-то у меня оставался маковый отвар…
Он отошёл к небольшому столику в дальнем конце шатра, а воин, сначала, видимо, не очень понявший, что речь идёт о его ноге, вдруг подскочил и замотал головой. Гвен пришлось сжать его плечи и мягко, но настойчиво заставить лечь обратно на покрытый шерстяными постилками длинный стол.