– Все-таки один пункт остается необъясненным. Почему Блант так уверен, что в девять тридцать с Экройдом был Реймонд?
– Он это объяснил, – сказал я.
– Вы так считаете? Хорошо, оставим это. Лучше скажите мне, почему Ральф Пейтон исчез?
– На это ответить труднее, – сказал я, раздумывая. – Буду говорить как врач. Вероятно, у Ральфа сдали нервы. Если он вдруг узнал, что его дядя был убит через несколько минут после того, как они расстались – возможно, после бурного объяснения, – он мог перепугаться и удрать. Такие случаи известны: порой ни в чем не повинные люди ведут себя как преступники.
– Это правда, но нельзя упускать из виду...
– Я знаю, что вы хотите сказать: мотива. После смерти дяди Ральф становился наследником солидного состояния.
– Это один мотив, – согласился Пуаро.
– Один?
– Mais oui[23]. Разве вы не понимаете, что перед нами три различных мотива? Ведь кто-то забрал голубой конверт с письмом. Это один мотив. Шантаж! Ральф Пейтон мог быть тем человеком, который шантажировал миссис Феррарс. Вспомните: по словам Хаммонда, Ральф последнее время не обращался к дяде за помощью. Создается впечатление, что он получал деньги откуда-то еще... Притом он явно что-то натворил и боялся, что это дойдет до ушей его дяди. И наконец, тот, который вы только что упомянули.
– Боже мой! – Я был потрясен. – Всё против него!
– Разве? – сказал Пуаро. – В этом мы с вами расходимся. Три мотива – не слишком ли много? Я склонен думать, что, несмотря ни на что, Ральф Пейтон невиновен.
После вышеприведенного разговора дело, по моим впечатлениям, перешло в новую фазу. Его можно разделить на две части, четко отличающиеся одна от другой. Первая часть – от смерти Экройда вечером в пятницу до вечера следующего понедельника. Это последовательный рассказ о всех событиях, как они раскрывались перед Пуаро. Все это время я был рядом с Пуаро. Я видел то, что видел он. Я старался, как мог, угадать его мысли. Теперь я знаю: мне это не удалось. Хотя Пуаро показывал мне все свои находки – как, например, обручальное кольцо, он скрывал те существеннейшие выводы, которые он из них делал. Как я узнал позднее, эта скрытность крайне характерна для него. Он не скупился на предположения и намеки, но дальше этого не шел.
Итак, до вечера понедельника мой рассказ мог бы быть рассказом самого Пуаро. Я был Ватсоном этого Шерлока. Но с понедельника наши пути разошлись. Пуаро работал один. Хотя я и слышал о его действиях (в Кингз-Эббот все становится известным), но он уже не делился со мной своими намерениями. Да и у меня были другие занятия.