— О, Боги! Дайте мне сил! — взмолился блохастый. — Сколько можно повторять, что не следует меня приписывать к последствиям различного рода человеческих заболеваний. Я вообще не имею отношения к вашему миру. Я — ключ!
— Если есть ключ, значит, где-то должна быть дверь, — попыталась я оставаться в рамках логики.
Но, кажется, я просто бредила.
— Мы пришли, — вдруг сообщил Сократ. И очень вовремя, потому что я уже в буквальном смысле валилась с ног.
Отодрав подбородок от липкой потной груди, я взглянула вперед и поняла, что да, действительно пришли. Потому что не было больше зноя, яркого солнца, бесконечной каменной дороги и шевелящихся песков. Теперь мы стояли на опушке леса. Сквозь плотные верхушки деревьев с трудом можно было разглядеть кусочки голубого неба, благодаря чему вокруг царила благодатная прохладная тень. Прямо перед нами — небольшой домик, сколоченный из круглых деревянных брусьев. На маленьких окошках со старинными резными рамами стояли распустившиеся цветы в разноцветных горшочках — синих, красных, желтых, зеленых. Вместо стекол имелись ставни, которые в этот момент были открыты и на легком ветру покачивались кружевные занавески.
— Ух, ты, — пораженно выдохнула я. — Как в сказке.
И упала в обморок, как раз в тот момент, когда заскрипев, начала открываться дверь.
Первое, что я услышала, придя в себя, это приглушенный разговор. Одним из говорящих был Сократ, его мурлыкающую болтовню было невозможно не узнать. Второй голос, высокий и мелодичный, явно женский, показался мне не знаком.
— Ты балбес, — тихо и вкрадчиво заявила женщина, скрытая от меня высокой, расписанной золотыми вензелями на черном фоне ширмой.
— Да почему сразу «балбес»? — возмутился кот.
— Потому что из-за тебя девочке стало плохо, — заявила женщина и загрохотала чем-то тяжелым.
— Ну, я же не виноват, что она дохлая, как сопля, — резонно заметил кот.
— Не выражайся! — прикрикнула на него явно хозяйка дома и, очевидно, та самая колдунья, про которую блохастый упоминал ранее.
— Зачем ты вообще её сюда притащил? — проворчала женщина и прошагала совсем рядом с ширмой. Я сжалась, ощутив себя нежеланным посетителем, которого и видеть не хотят, но и выгнать не могут, воспитание не позволяет.
Почему-то стало обидно.
— Она видит, Мила, — уверенно заявил Сократ. — О, молочко! Спасибо!
— Мало ли, кто и что видит, — продолжила спорить с ним скрытая от меня ширмой Мила. — Не всех же в Межмирье тащить! Она — человек, ей здесь не место!
— А где ей место, Мила? — вдруг очень тихо и с явной горечью спросил кот. — Ты же видишь её ауру. Она серая, это плохо. Очень плохо. Девчонка потерянная, она сама себя не понимает. И ты не хуже меня знаешь, что такие, как она, всегда плохо заканчивают.