– Если ты упадешь…
– А вот не надо под руку… то есть, под ногу. Айкен, возьми у него трость. Мешает.
Нормально спустились. Как будто Камул с Хлебодарным под локти поддерживали. Брант увидел, что впереди опять ступеньки – тротуар поднимался в горку, и не стал опускать Элверда на асфальт. Приятная ноша, руки не тянет.
Так и шли – сначала в горку, потом, после пересечения оживленной улицы, под горку. Когда углубились в район частных домов, Брант, наконец-таки, продышался – а то не благовония, так мазут, не мазут, так выхлопные газы – и начал нормально различать запахи. От Элверда пахло подавителем и начинающейся течкой. Сразу пробежали мурашки, и волосы на бритом загривке дыбом встали. Брант позволил себе вольность – зарылся носом в светлые волосы, с удовольствием принюхался. Даже заурчал, не сдержавшись – славно, сладко.
– Похоже, мне лучше отказаться от чая, – проговорил Элверд.
– Почему? Потому что у меня темное прошлое? Или потому что не аристократ? Или не нравлюсь? – Запах развязал язык. Брант подумал и добавил: – Или все сразу?
– Не хочу на одну ночь, – тихо ответил Элверд. – Потом локти сгрызу.
– Почему на одну? – удивился Брант. – На сколько хочешь. Сам уйдешь, когда надоест. Или если родители заругают. Только Айкена не бросай, хотя бы к ДК приходи. Он не поймет.
– Что я не пойму? – прокричал убежавший вперед Айкен.
– Как правильно торт из погреба доставать. Это только взрослые могут, тебе еще расти и расти.
Элверд опять рассмеялся. Легко, как на склоне рядом со ступеньками.
– Подумай, – прошептал Брант, ероша носом волосы. – Если скажешь «нет», я развернусь, и мы пойдем ловить такси.
…Они пошли в душ вместе, убедившись, что Айкен заснул над книжкой. Почти не тронутый торт остался на столе. Брант намыливался, прогоняя дневной запах, позволял Элверду касаться своего тела, оценивать и изучать. Робкие движения разжигали огонь – не рваные языки лесного костра, а ровное сильное пламя плавильной печи. Этот огонь не грозил пожаром, ожогами. Он разгорался для того, чтобы из старого лома выплавилась новая жизнь.
Первый поцелуй отдавал горечью пепла. Каждый следующий отгонял прошлое – искореженное, стылое. Дарил надежду на будущее, манил теплом домашнего очага. Брант старался действовать осторожно – донес своего омегу до кровати, накрыл телом, согревая. Кожей к коже, смешивая запах, изменяя его на двойной дурман.
Элверд быстро намок, потек, постанывая под раскрывающими его пальцами, показывая – «я готов». Брант растер смазку по члену, напоминая себе – «будь осторожен!» – устроил омегу на боку, втиснулся в тугое отверстие, пытаясь не причинять боли. Элверд заерзал, рванулся в сторону и тут же притих. С каждым толчком они привыкали друг к другу. Брант быстрее, Элверд – дольше. Удивленный, наполненный первым удовольствием стон стал наградой. Смазка перемешивалась с каплями пота. Простыню запятнала пара капель крови. Брант унюхал железистый запах, ускорил движения бедер, зарычал, чувствуя, как набухает узел. Он положил ладонь на член Элверда, начал подгонять движениями – «не отставай, догоняй, кончай, прими меня как следует». Ясно было – вот-вот, и прольется семя. Элверд терзал смятую подушку, хрипло шептал: «Хорошо, да, хорошо…» А потом вскрикнул и сжал Бранта, как тисками, одновременно кончая в руку. Они слились воедино, переживая короткий, самый яркий пик сцепки, и дружно обмякли, ожидая, пока спадет узел.