— Думаю, мэтр не будет против, — покачала головой я.
— А если будет?
— Я его уговорю, — пообещала я.
Веселый детский визг разлетелся над школой, а потом мгновенно оборвался. Детишки, еще минуту назад весело обступившие меня, вытянулись, как на плацу, и принялись строиться в шеренгу.
— Что за шум в учебное время? — грозно пророкотали за моей спиной.
— Простите, мэтр, — бледнея, пискнула Клея.
— Школьный двор не цирк и не балаган, ваша обязанность занять детей делом, а не потакать их капризам! — добили всех нас злобным рыком.
И где тот милый мужчина, с которым я вела беседу в пароэкипаже? Куда его дели? Забыли в гараже? Я проследила за удаляющимся отрядом притихших детей и обернулась к мэтру. Негодование и гнев откровенно читались на моем лице.
— Что? Это нормальный учебный процесс, — правильно расшифровал мою мимику мэтр.
— Это же дети, мэтр! Можно с ними быть помягче? — тихо, но зло процедила я.
— Понятие дисциплины одинаково для всех учеников Эргейл, — прорычали мне в ответ. — И чем раньше приучить к ней детей, тем легче будет с ними дальше.
— Но можно же помягче, — шипела в ответ я.
Легран смерил меня холодным и пристальным взглядом.
— Мэса, то, что я решил признать свои ошибки, допущенные относительно вас, — сквозь зубы процедило начальство, — еще не дает вам права диктовать мне, как себя вести с подопечными.
И прежде чем я сочинила достойный ответ, мэтр удалился, грозно утопав в сторону здания школы. А я осталась стоять у ворот в глубочайшей степени потрясения. Хотя я и привыкла к непредсказуемости настроения мэтра Леграна, столь резкие скачки продолжали выбивать меня из колеи. Чувствую себя велосипедистом на минном поле — никогда не знаешь, где подорвешься. И опять о своих видениях сказать забыла…
Пытка музыкальными произведениями продолжалась ухе больше часа. За это время было порвано три струны, испробовано не одно произведение и вымотана бездна нервов. Мотков пять — не меньше. Школьный оркестр играл старательно и самоотверженно, невесть за что, мстя музыке своим корявом исполнением. Оригинал не узнал бы даже сам автор, который, по моему мнению, в гробу перевернулся раз десять и уже должен был восстать и прийти по наши бессовестные души.
— Да! Господа… — отложив папочку, со вздохом обратилась я к ученикам. — После такого надругательства над музыкой мы обязаны на ней жениться.
Нервные смешки в зале подтвердили правоту моих слов. Дети неловко переминались с ноги на ногу. шептались. вздыхали. Рогатая Микки Пэлпроп печально обняла тромбон и прижала его к груди, словно пыталась утешить. Помимо Микаэллы, в кружке состояло приличнее количество нелюдей, что меня сначала немного смутило. Но после нескольких проведенных занятий я абсолютно спокойно воспринимала клыки и хвосты учеников. Какая к демонам разница, с хвостами они или нет? Дети — они и есть дети, даже клыкастые.