Возглас: “Но я никому ничего не “тыкала”!” — застревает у Брайт в горле, она не способна сейчас вступать в полемику и доказывать очевидные вещи.
— Можете идти. Вы, кажется, на сегодня достаточно узнали. Вернётесь, когда сможете досчитать до семидесяти двух без спецэффектов!
Брайт задыхается обидой, но молчит.
— И, — окликает профессор. — Вы одеты не по форме.
— Знаю, спасибо, — спокойно отвечает Брайт и уходит из аудитории.
Ну и хорошо! Можно просто побыть в одиночестве! Прекрасно же!
Кофе не хочется, булочку тоже. Не хочется сталкиваться с Хардином, который непременно явится, стоит уединиться. И не хочется попасть на ковёр к декану за то, что шляется по коридорам, это один из немногих, с кем появилось желание дружить.
Ноги несут к библиотеке. Вот он плюс необъятного рюкзака. Там нашлось место для бутылки сока, шоколадки и старого доброго скетчбука.
Все одиночки в итоге чем-то увлекаются. Брайт любила рисовать. Без особого мастерства, даже без хорошей практики. Она не тренировалась, срисовывая, не брала уроки. Просто пыталась копировать окружающую реальность в тишине и одиночестве. Рисование — самое тихое и незаметное хобби из всех.
В библиотеке по итогам вчерашней отработки появилась пара рабочих столов и у одного из них даже стоял кожаный диванчик, как прежде. Брайт протирает обивку салфеткой, достаёт скетчбук, карандаш и ножик, а потом падает за рабочий стол и прикрывает глаза.
Успокоиться.
И ни о чём не думать.
Для них для всех она просто монстр, которого нужно бояться. Странная девочка, даже более странная, чем Иная.
Они не со зла.
Они не привыкли.
А потом по щеке сбегает позорная слезинка.
— Успокойся, — велит себе Брайт, пока в горле клокочет злоба. — Успокойся, я сказала!
Паника не отступает.
Пришёл бы кто и вправил мозги. Заставил не обращать внимание на всяких придурков, во главе с профессором-расисткой.
Самое обидное, что всё было так не очевидно, не на поверхности, никто даже не понял, наверняка, что задело Брайт.
Она достаёт свой мини-проигрыватель и выдёргивает из него наушники. При помощи простенького бытового заклинания создаёт динамик и библиотеку окутывает музыка. Прекрасно. Теперь чуть лучше.
Брайт берёт мягкий карандаш, нож и начинает строгать. В этом занятии есть что-то медитативное. Удар — кончик заостряется, ещё удар — подтачивается с другой стороны.
Раз… раз… раз…
— Раз… два… три… четыре… — и голос срывается.
— Раз… два… три… четыре… пять… — она резко втягивает воздух и закашливается.
Карандаш ломается, можно начинать всё с начала.
Брайт не представляет, как это — дышать долго, только голова начинает кружиться и саднит в горле. А ещё продолжает выплёскиваться злость.