— Что? Ждёшь, когда спасут любимую дочку главаря? — с насмешкой спрашивает Рон. — Опять не на тех людей полагаешься. Раз за разом глупишь.
Он быстро подаётся ко мне, и я не успеваю отскочить. Хватает за локоть, ожесточенно впечатывает меня в стену, заставляя удариться спиной, и стальным голосом цедит.
— Никто тебя не спасёт. Алдо слишком поздно поймёт, что взрывы их припасов — моих рук дело.
Я сжимаюсь, увидев в его руке шприц, и отчаянно кричу.
— Что ты пытаешься сделать? Покончи уже со мной! Прекрати…
Плечо обожгла резкая боль. Шмидт ввёл мне какой-то препарат и подхватил на руки, потому что ноги больше не держали. Тело сковала жуткая слабость, сравнимая с тяжелой болезнью, после которой не остается никаких сил.
— Тише. Это просто сильное успокоительное. Так. На всякий случай — чтобы ты ничего не выкинула. Шоу только начинается. Пора посмотреть, чего стоит твоя жизнь для папочки.
Ногой распахивает дверь и вместе со мной выходит в коридор. Он прекрасно ориентируется и безошибочно находит парадный выход. Будто специально хочет привлечь к нам внимание.
Хотя, полагаю, так и есть, ведь окружающий гул нарушает его громкий голос.
— Твоя дочь у меня. Ты готов сдохнуть, Алдо?
Дерьмо. Это сложнее, чем я думал. Я слишком отвлекаюсь на её эмоции и в самый ответственный момент могу подставиться, потому что голову рвёт от страха, мелькающего в глазах Моники. Я должен быть хладнокровным, чтобы мы оба выбрались из этой заварухи живыми. Но не получается.
Дико хочу подкинуть ей намёк. Заставить понять, что я не собираюсь её убивать. И уж тем более не желаю видеть её страдания, однако мне нужна настоящая реакция. Алдо просто обязан поверить в то, что я способен выстрелить в его дочь. И животный испуг, который она отчаянно прячет за напускной храбростью, мне в этом поможет.
Вкалываю обезболивающее, потому что знаю — потом будет больно. Иначе никак. Сперва разберемся с больным ублюдком, решившим отнять её у меня, а потом будем выяснять отношения. Всё, что мне остаётся — подыхать от злости на себя, на неё и на весь проклятый мир.
Пока выхожу из дома, ориентируясь по карте, оставленной одним из моих людей, вспоминаю жуткое — Моника помнит, что я натворил. А это чертовски не вписывалось в мои планы. Лишь всё усложняло.
Хрипло повторяю вопрос.
— Ты готов сдохнуть, Алдо? — откровенно блефую.
Бросаю взгляд на десятки пушек, нацеленных на мою голову, и громко усмехаюсь.
— Ты знаешь, на что я способен. Они не успеют выстрелить. Я буду быстрее.
Пускаю пыль в глаза. Для убедительности прижимаю дуло к спине Царапки, едва стоящей на ногах. Сейчас все её эмоции отрезаны. Это необходимо для того, чтобы в будущем она не получила травму из-за мяса, которое нам, увы, предстоит увидеть.