Наверное, еще ждёт благодарностей, но вместо сгустка добрых эмоций я чувствую злость. От души проклинаю за то, что он втянул меня в жестокую игру, где я стала разменной монетой. Было унизительно слушать его грубые угрозы и молча прижиматься к рельефному животу, не имея возможности ответить и постоять за себя.
Я просто поражаюсь — так искусно притворяться не каждый сможет. А Рон сумел, да так, что я сама поверила в его дикое желание убить меня.
И сейчас я бездумно пытаюсь понять, как мне реагировать. Его улыбка, нежные руки, забота, чашка кофе на столе — всё приводит к комку в горле. Я вытягиваюсь, как струна, и проваливаюсь во вчерашний день.
До сих пор не могу принять правду…
Первое — в моей комнате хранились улики. И, раз мама ими не воспользовалась, значит, Алдо был способен по щелчку пальцев избавиться от моей сестры. Таким скелетам в шкафу не позавидуешь.
Второе — Фелис работал на Шмидта, и лишь поэтому он позволил мне его обдурить и приставить дуло к спине. Загадочная фраза: «Сегодня всё закончится. Завтра ты должна быть в форме», — обретает смысл. Он говорил не о крахе Рона, а о крахе криминальной империи Алдо.
Третье — отец в тюрьме. И почти при смерти, но эта новость не кажется мне ужасной. Я не чувствую ровным счётом ничего. Он это заслужил. Сломал жизнь маме, сестре, Рону и даже мне.
Преступники должны отвечать за содеянное.
И это иронично, ведь, будь на месте Алдо мой муж, я бы так не считала.
Чертова лицемерка. Тону в облегчении, что он в порядке, но в то же время мечтаю расцарапать ему лицо за те круги ада, через которые он щедро меня прокрутил.
— Эй, ты меня вообще слушаешь? — злой крик резко отрезвляет.
Я пожимаю плечами, не желая открывать рот. Мне лень даже моргать. Ослабевшее тело пока не пришло в норму, что уж говорить о заторможенном рассудке.
— Ладно. Не хочешь по-хорошему, поступим по-другому.
Резко хватает меня за ноги, подтягивает к себе и берет на руки. Затем заносит в ванную, открывает створки душа и включает ледяную воду, надеясь привести меня в чувства.
Я вздрагиваю и начинаю рьяно сопротивляться, молотя кулаками по его груди, но Шмидт не отступает. Вместе со мной стоит под струями и быстро меняет температуру, включая обжигающий кипяток.
Рон усиливает напор. Бедрами прижимается ко мне и кладёт ладони на талию, стискивая до синяков. Действует как настоящий солдат — после секундного разговора приступает к агрессии и безжалостно нападает.
К щекам приливает кровь. Откуда ни возьмись появляются силы на вторую попытку.
— Отпусти! Хватит, не надо! — приоткрываю губы и захлебываюсь от рыданий.