Я чувствую обиду и облегчение. Оба чувства обхватывают шею и давят на горло невидимой нитью, которую я с насмешкой привыкла считать трусостью. Да. Именно так. Когда наступает важный момент, я всегда пасую, потому что с детства несу отпечаток отвержения. Мне страшно, что однажды Рон передумает и решит — я не стою таких усилий.
Проклятье.
Всё очевидно. Он ни разу не дал в себе усомниться. Это я себя топила. Сама бежала навстречу боли, страхам и пустоте. И наивно не замечала — горечь пропадает в исключительных случаях. Когда он рядом со мной. На расстоянии одной руки, а кажется, будто всего в нескольких сантиметрах.
Грудь защемило. Усилием воли я отогнала чертовски неправильные предрассудки, которые портят наш день. Без них лучше. Слаще. Вкуснее и как-то особенно радостнее. Будто вместо горького кофе я хлебаю молочную пенку. Воздушную и приторно сладкую. Чрезмерно сдобренную сахаром, но мне нравится. Лучше играть на грани оттенков, чем терпеть усредненное положение.
— Мы часто здесь гуляли? — невозмутимо прерываю молчание.
Рон хмыкает и кивает. Судя по всему, он понимает, что я хотела о другом спросить, но пока не решаюсь.
— Да, — хитро прищуривает глаза. — В день, когда мы встретились во второй раз, ты сбежала от меня на эту площадь. С тех пор это место стало значимым для нас обоих.
— И что? У меня получилось? — ехидничаю.
— Да разве от спецназовца убежишь? — усмехается. — Но ты заставила меня поволноваться. В толпе затерялась, но выдала себя слишком странной походкой. Запомни — если тебя преследуют, нужно сбавить шаг. Идти осторожно, будто ты просто прогуливаешься. А еще лучше — сменить одежду. Хотя бы верхнюю куртку снять.
— А ты не мог не гнаться за мной? Это, знаешь ли, очень пугает, — обиженно фыркаю.
— Ты сама напросилась. Я просто подошёл к тебе и хотел задать вопросы, а ты, как меня узнала, сразу дёру дала. Других вариантов не оставила.
— Ты вообще себя видел? Огромный, весь в чёрном, да еще и с пистолетом за пазухой. Безоружным совсем не гуляешь? — насмешливо роняю и тянусь к стакану с кофе, но он внезапно хватает меня за руку.
— Тогда мне была важна информация. А сейчас — твоя безопасность.
Маска безразличия не позволяет увидеть его эмоции. Лишь по рычащим ноткам я понимаю, что он полон тревог.
— Рон, ты правда хочешь уйти из Ндрангеты? — вопрос слетает с губ раньше, чем я успеваю подумать.
— Я знаю, что ты не примешь эту сторону моей жизни, поэтому я оставлю её в прошлом.
Его лицо смягчается, но черные глаза смотрят прямо, в упор. Гипнотизируют. Засасывают. Горят мрачной решимостью.