Боже. Перед смертью не надышишься, но я едва сдерживаю скучающий зевок, потому что, вопреки ожиданиям Брайса, я чувствую радость.
Да, я другая. Если быть нормальной уже не в тренде, я всё равно останусь такой. Простой, банальной и адекватной.
Меня прельщает мысль о тихом доме, уюте, спокойствии и любящем человеке.
Большего и не надо. Счастливая семья — вот лучший кайф.
— Ничего не скажешь, Моника? — кладёт руку на шею. Да с такой силой, словно хочет голову оторвать и оставить себе на память.
Хотя какая память, о чём я. Он же решил прославить нас больным самоубийством. Редкостный психопат.
Я бы сказала: «Гори в аду». Но он давно в нём горит, поэтому я просто молча качаю головой.
Жду какой-то развязки с поразительно холодным рассудком. Уже понятно — по нему психушка плачет. Пустые разговоры ничем не помогут.
Пусть выведет на улицу, подальше от Джины, и тогда я сделаю всё, чтобы веревка, в которую я вцепилась, как в спасательный круг, затянулась возле его шеи.
Должно быть, я так долго боялась, что уже исчерпала все эмоциональные ресурсы.
— Тебе что, плевать на Шмидта? — ядовито скалится. — Я думал, у вас любовь до гробовой тоски, но что-то ты не сильно переживаешь.
— Нет, я переживаю, но, если он и правда мёртв, я сама буду молить о смерти, — твердо заявляю, немного лукавя.
Джина-то не должна расплачиваться за наши грехи. Сперва я сделаю так, чтобы она была в безопасности, а уже потом загляну смерти прямо в глаза.
Брайс брезгливо кривится, словно съел лимон, и горько цедит.
— Если бы Мел хоть немного меня любила, я бы пощадил её.
Пощадил! О, как великодушно. Он упивается своим эгоизмом и не ведает, что никакие тщедушные чувства не дают ему права на убийство человека.
— Мы идём или нет? — скупо повторяю.
Герра кивает, берет меня за локоть и каким-то чудом не замечает, что веревка свободно свисает с моих рук. Потом он выводит меня в коридор и толкает входную дверь.
Мы всё это врёмя были в старом и покошенном домике. Одна комната да хилое подобие прихожей. Видно, он и правда надумал сдохнуть, раз здесь нет никакой защиты.
Ну хоть какое-то облегчение — на одну тварь станет меньше.
Я неумело плетусь за ним, едва волоча ноги, и вдруг резко поднимаю взгляд, почувствовав сотни глаз, которые устремились в нашу сторону.
Из горла вырывается вопль облегчения, когда я наталкиваюсь на мощный силуэт, возглавляющий целую колонну солдат.
Рон. Он пришёл за мной. Он жив!
Ослабевшие руки отпускают верёвку, в которой уже нет надобности, а затёкшие мышцы внезапно вспоминают всё, чему были обучены.
Проходит секунда или две. Брайс замирает, совсем не готовый к такому развитию событий, и я мгновенно этим пользуюсь.