— А ты уверена в том, что хочешь вспоминать?
Теперь я ни в чем не уверена. Мне страшно даже думать о прошлом.
Сейчас всё относительно легко — я не осуждаю ни сестру, ни Брайса, потому что не знаю их историю. Но что будет потом?
Если верить словам Джины, Амелия была далеко не ангелом, а я слишком срослась со своими розовыми очками и понимала — они будут сдираться вместе с кожей. Болезненно. Резко. Убийственно. Почти наповал.
Забавно. В одном Шмидт точно был прав — потеря памяти это моё благословление, а не наказание. Он не оставит меня в покое. Будет издеваться, кем бы я ни была — Моникой или же Амелией. Не даст забыть, поэтому мне нужно знать, с каких сторон защищаться. Вспоминания станут моей броней.
Я окидываю блондинку спокойным взглядом и смело отвечаю:
— Уверена. Я хочу узнать, что произошло, и дать ему отпор. Пока что Рон не воспринимает меня серьезно, но я обязательно придумаю, как это изменить, — в голосе проскальзывают нотки сомнения.
Кожа покрывается мурашками, стремительное покалывание проходится от кончиков пальцев до головы, но я не позволяю волнению взять надо мной верх.
Скрещиваю руки на груди, отгораживаясь от глупых эмоций, и осторожно спрашиваю:
— Расскажешь мне? Что было у меня со Шмидтом?
Нас прерывает резкая трель телефона. Я вздрагиваю и рефлекторно оборачиваюсь.
Только бы не он. Еще слишком рано для новых угроз. Рон обещал подождать до вечера.
«Как будто что-то изменится. Сейчас или чуть позже я всё равно с ним встречусь» — насмехаюсь над собой, с ужасом вспоминая его отрывистые фразы, низкий голос, грубые руки и немигающий взгляд, требующий подчинения.
Сердцебиение отдается у меня в ушах, и я едва заметно выдыхаю. Звонят Джине.
С трудом успокаиваюсь и отрешенно смотрю в окно, надеясь наконец-то получить ответы.
Блондинка сбрасывает звонок и извиняюще улыбается:
— Прости, на работе проблемы. Я должна уехать. Давай встретимся вечером? Я расскажу тебе всё, что знаю.
Я не успеваю даже слова сказать. Она резко вскакивает с места и хватает сумку. Кидает на стол свою визитку и несется к выходу, бросая напоследок:
— Позвони мне в половину восьмого. Я как раз освобожусь, и у нас будет целый вечер, чтобы обсудить всё на свете.
Нет. Не будет. Ни вечера, ни разговоров, потому что в это время я уже поеду к Шмидту. Окажусь в его доме и испытаю на себе всю жестокость этого ублюдка. Стану послушной куклой, с которой он будет играться до тех пор, пока я ему не надоем.
Незримый лед трескается под ногами, унося меня на самое дно.
«Стой! Я не могу ждать!» — хриплые крики так и норовят вырваться из горла, но вслух я говорю совсем другое: