Сдерживаю растущее напряжение и покладисто говорю:
— Мы не враги, но и не друзья. Даже если между нами что-то и было, это давно закончилось.
Следует обезоруживающий ответ:
— Ты не понимаешь, Мел, — тяжело вздыхает, — в этот бизнес женщин почти не берут. Ты — одна из немногих, кто смог влиться в банду. И то благодаря мне. Ты в безопасности, пока я тебя крышую, пока все думают, что ты — моя женщина. Они не будут устраивать стычки, — кидает напряженный взгляд, — только если ты не предашь и не обманешь. Этого они не простят.
Голова идёт кругом. Виски стискивает стальной обруч боли. На словах всё было гораздо проще, но сейчас…как же я выживу, если я изначально выдаю себя за другого человека?
Как вернусь в круг доверия, ничего не зная о правилах их жестокого мира?
Вслух озвучиваю часть вопросов:
— Но что делать с моей памятью? — встревожено уточняю. — Я ведь ничего не помню. Это вызовет подозрения?
— Да, поэтому ты солжешь. Будешь вести себя, как обычно. У нашего клиента не должны возникнуть подозрения.
Хлесткий ужас скручивает позвоночник. Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и нервно спрашиваю:
— А как обычно я себя веду? — передергиваю плечами, улавливая в голосе истерические нотки. — Ты серьезно думаешь, что это так легко?
— Расслабься, — с горящими глазами произносит Брайс, — тебе не нужно ничего говорить. Я разберусь. Просто поздороваешься, заведешь светскую беседу, извинишься за долгое отсутствие и всё. У нас встреча даже не с самим клиентом, а с его посредником, так что будь проще.
Мы подъезжаем к роскошному ресторану. Пять звезд мишлен откровенно намекают на высокий статус. Брайс паркует машину неподалеку от входа и выходит на улицу. Открывает дверь с моей стороны и галантно подаёт ладонь:
— Прошу, — улыбка больше похожа на оскал.
Я неуверенно поправляю подол платья и хватаюсь за его руку. Стоит мне это сделать, как мужчина тут же прижимает меня к себе. Непозволительно близко. Слишком интимно.
Резко обрубает мою попытку вырваться:
— Веди себя достойно. Помни, о чем мы говорили, — понижает тон голоса, — и, мать твою, прекрати трястись и верни ту Амелию, которую я знал.
Грубая фраза приводит меня в чувства. Я неловко обнимаю Брайса за талию и наконец-то получаю возможность хорошенько его рассмотреть. Черная рубашка и классический костюм смотрятся на нём крайне непривычно, но в каком-то смысле этот образ лишает его смазливости и мальчишеского лоска. Может, всё дело во взгляде — напряженном, хищном и тяжелом?
Мы заходим внутрь. Я даже не успеваю разглядеть дорогую обстановку, потому что отчаянно стараюсь не оступиться и не свалиться на пол. Чем ближе мы подходим к нужному столику, тем сложнее мне дается контроль над телом. Гулкий мороз ощутимо пронзает ребра и сводит грудь.