До меня магией воздуха владел дед… хотя владел – не совсем то слово. Пригонял иногда тучи, если лето выпадало засушливым, или вздымал ветер в тихую погоду, чтобы мельницы крутились веселее, и у мельников не ставала работа. Больше ничем не отличился. Когда похоронил супругу, ушёл в грозовую ночь и не вернулся. То ли в стихии растворился, то ли в овраге бесславно погиб. С тех пор я остался один на один с собственной силой, о которой он, маг воздуха, должен был мне рассказать. Но увы: дед ушёл, и про тёмный дар мне толком не могли поведать даже родители. Не сильно и старались, ожидая, верно, нужного часа – но даже в этом не преуспели. Матушка и отец погибли в одну особо холодную зиму от тяжкой хвори, и не оставили мне ни братьев, ни сестёр, ни прибыльного имущества, ни знания о том, что меня ожидает. В тот год мне едва исполнилось одиннадцать. Тогда меня взял на воспитание слуга, суровый и немногословный. Он-то и объяснил, как мог, что род мой особенный, и что может случиться так, что и я про то узнаю.
Патрик Блаунт замолчал ненадолго, и взгляд его ушёл в никуда. Карие глаза стремительно посветлели – до холодной небесной синевы. Зрелище для неподготовленных, прямо сказать, пугающее.
– Я и узнал. Уже через год узнал, на что способен. До того мне казалось, что это обычное дело – чтобы дети слышали, как поют ветра. По-разному поют. Я слышал, о чём они говорят… я видел, откуда они прилетают. Никому не говорил – что ж в этом особенного? Ветер мне никогда не мешал. В самую жуткую грозу я отмахивался – и яростные порывы стихали. Лишь после двенадцати, когда я стал отроком, я понял, что могу больше. Притягивать молнии, катать между пальцев электрические шары… и убивать ими же.
Камилла замерла, не отнимая рук от холодных пальцев Патрика. Помедлила и снова стиснула побелевшие ладони.
– Мы повздорили в тот день, – мёртво продолжал паладин. – Я и Гаррет – мой старый воспитатель. Уж и не помню, о чём говорили… Кажется, Гаррет настаивал, чтобы я посещал храм, как и положено благочестивым ллеям. А я, своенравный, обозлённый тем, что вынужден слушаться – страстно пожелал… Я… не помню, чего пожелал…
Камилла смотрела в бледное лицо ллея Блаунта и понимала – помнит. Только страшно вспоминать – настолько, что разум сам отказывался хранить это внутри.
– Гаррета убила молния. Днём. В ясную погоду. Я стал убийцей в тринадцать лет…
Паладин медленно выдохнул сквозь зубы, и в комнате упала тишина. Камилле даже показалось – слышно, как стучит её сердце. Громко, быстро и жарко. Здесь и сейчас ллей Блаунт открывал ей то, что не доверял никому. И именно этот день – и то, что она ответит – определят, скрестятся ли снова их пути…