– Ждите, – нетерпеливо разрешила дочь Золтана Эйросского, шагая внутрь.
Клубы белого пара и сизого дыма развеялись, как только она прошла в покои хозяина замка. Покои – громко сказано. От роскошного ложа с балдахином остался лишь остов с матрацем да тлеющими простынями, а о балдахине напоминали только бархатные лоскутки на обгоревших колоннах. Пол оказался буквально вылизан огнём. Верно, когда-то на нём красовались ковры, потому что ворсистый липкий камень намекал на то, что ранее его чем-то покрывали. В покоях также находились обугленные шкафы и широкий письменный стол, на удивление, нетронутый огнём. На столешнице красовались многочисленные пустые склянки, а под ним – огромное количество осколков.
На один из таких осколков Камилла и наступила, проходя вглубь спальни, и тотчас шарахнулась от надсадного кашля из-за шкафа.
– Ллей Тадеуш? – несмело спросила она, пересиливая себя и шагая ближе. – Это вы?
За шкафом затихли. Затем раздался скрежет цепей, и к ложу, пригибаясь на слабых ногах, вышел человек в растрёпанной, засаленной и крайне неряшливой одежде. Длинные, ниже лопаток, рыжие волосы с изрядной сединой оказались всклокочены и спутаны, а отёкшее бледное лицо обрамляла неопрятная седая борода. Мутные глаза неопределённо-болотного цвета остановились на гостье, и хозяин Эйросского замка замер, разглядывая внучку.
– Дед, – дрогнувшим голосом проговорила Камилла, шагая вперёд. Сглотнула неожиданный комок в горле и повторила, – деда, это я… твоя внучка… Камилла…
Так ли говорят с умалишёнными, дочь Рыжего барона не знала. Да и как тут подобрать нужные слова? Когда сердце сжимается от жалости к незнакомому человеку и внезапно проникается – к нему же, страшному, нечёсаному и жуткому даже на вид?
– Ка… милла, – внезапно глухо и невнятно повторил ллей Тадеуш. Протянул руку и сделал шаг.
Звякнули оковы. Камилла вздрогнула, лишь теперь разглядев, что хозяин Эйросского замка прикован за ногу к стене. Металлический обруч обхватывал лодыжку светлого ллея Тадеуша, а короткая цепь, едва ли позволявшая хозяину разгуливать даже по собственным покоям, звенела при каждом шаге.
Звякнувшая цепь привела светлого ллея в бешенство. Взревев, так что Камилла даже присела, он схватился за кольца обеими руками, и от них, внезапно вспыхнувших золотистым светом, сияние стекло на металлический обруч, раскаляя его докрасна. Разумеется, раскалённый металл не добавил приятных ощущений скованной лодыжке, и ллей Тадеуш взревел ещё раз – уже от боли. Рванулся прочь от стены, неистово взмахнув руками, словно крыльями.