Все-таки правда жаль, что он вот так уехал…
Около часа ночи я извинилась перед всеми и, сославшись на усталость от долгой дороги, отправилась спать. Хотя скорее, просто лежать, уставившись в побеленный дощатый потолок и мучиться от никак не отпускающей тоскливой тревоги. Неясное, но такое выматывающее ощущение потери изводило. Шумное веселье внизу воспринималось тонким издевательством и почему-то хотелось плакать. Беспричинно и горько. Наверно, я просто становлюсь нудной теткой, вот и все…
Поклявшись себе завтра взять себе в руки, я сильно зажмурила веки и приказала мозгу спать.
В следующий раз открыла глаза, когда за окном – иллюминатором уже светало. Было оглушающе тихо. Лишь чужой мерный храп щекотал уши на грани слышимости. Дом крепко спал. Поворочавшись с боку на бок пару минут, я плюнула и встала с кровати. Лучше пойти и организовать всем завтрак, чем бездумно пялиться в стены и потолок. Сначала прошмыгнула по светлому коридору в ванную на втором этаже, быстро приняла душ. Потом уже, немного посвежевшая, спустилась на первый.
Но голова все равно гудела после плохо проведенной, почти бессонной ночи. В ушах надоедливо шумело, перед глазами все было какое-то мутное и серое, и словно немного плыло. Будто я до сих пор дремлю.
И поэтому, когда я в первый раз скользнула взглядом по П-образному дивану в гостиной и увидела на нем завалившегося прямо в одежде Сатоева, в первую секунду я решила, что это просто глюк. Во вторую секунду глюк, правда, коротко всхрапнул, что-то пробурчал себе в бороду, почесал оголившийся волосатый живот и перевернулся на него, сладко подминая под себя диванную подушку. Слишком уж натурально для глюка…Так что в третью секунду я от неожиданности заорала.
Хабиб подорвался на диване со скоростью выпущенной баллистической ракеты, изрыгая что-то грозное по не-русски и осоловело озираясь по сторонам.
Пока его мутный черный взгляд не уперся в меня.
Словно невидимая рука сначала мягонько сдавила моё горло, чтобы я наконец заткнулась, а потом отпустила, но на дорожку погрозила у меня перед носом увесистым волосатым кулаком.
Я медленно захлопнула рот. Моргнула. Первый шок прошел, но миллион вопросов остался…
– Ну, и чИто тИ так орешь, Мадь?
Или "мать"…Я не расслышала…
– В ушах звЭнит до сих пор…– продолжал Сатоев жаловаться, садясь на диване, потягиваясь и растирая руками заспанное лицо, – Итак нИ спал почти, ну! Громкая какая…Усегда такая?
Собрал лоб гармошкой, исподлобья насмешливо взирая на меня. В интонации угадывался намек на то, когда я еще, интересно, могу быть громкой. Моментально покраснела, смотря в его черные, чуть прищуренные сейчас глаза. На языке завертелся пошлый ответ, и я с трудом вовремя остановилась, чтобы его не ляпнуть.