Как я рада, что этот год закончился! Ну почти… До Нового года остаётся восемь часов. Я, наконец-то, смогла вздохнуть спокойно. Даже успела опомниться и пробежаться по магазинам. Включая ёлочный базар, где меня облапошил продавец, впарив громаднейшую красавицу ель. К ёлке претензий нет, она замечательная. А вот её цена запредельно высока. Мой двухнедельный оклад.
Как я на это повелась? Младшего лейтенанта Ласточкину Алину Геннадьевну тупо развели на бабки.
На кой мне такая ёлка? Ни гостей, ни подруг, ни родных… Для кого я её тащила две улицы? А ещё мент…
Да, не этого я ожидала от родного городка, конечно. Говорят, в провинции люди добрее. Да сейчас же!
Ещё и майонез забыла в супермаркете к салатам. Пришлось, кряхтя и чертыхаясь, втащить ель в зал и тут же мчаться устранять оплошность. Салаты я купила готовые, уже нарезанные, но не заправленные.
Как чувствовала, что ничего не успею, затарившись готовой едой и шампанским с фруктами на праздники.
Отстояв очередь на кассе, я уныло поплелась к дому с двумя ведёрками майонеза и детским Новогодним подарком в красивой, красной коробочке.
Уже в подъезде, поднимаясь на третий этаж пятиэтажки, я столкнулась с соседкой — баб Нюрой. Приятным отголоском своего детства.
— Алиночка? А как… Когда ты приехала? — пожилая женщина поспешила заключить меня в объятия, сбив мою шапку набок. Голубой бубон упал на правый глаз.
— Здравствуйте, баб Нюр. Три дня как.
— То то я тебя на похоронах не видела. — сочувствующие произнесла женщина, заботливо выровняв шапку. — Ты как? Держишься?
— Конечно. — пожала плечами.
Не знаю, что говорят в таких случаях. Моя бабушка — Татьяна Андреевна, не дожила до Нового года всего неделю, отдав богу душу в собственной постели. В восемьдесят восемь лет.
На похороны я не успела. Приехала на следующий день, а на столе в кухне лежали бумаги — свидетельство о смерти, корешок заключения о смерти и завещание. На стикере, зажатом магнитиком на холодильнике, были данные кладбища и места захоронения.
Всё прошло без моего участия. Наверное, поэтому я не могу скорбеть в должной мере. Не знаю, как реагировать на соболезнования…
— А мать-то твоя, кукушка, с тобой? Не видела её после похорон…
Эх, баб Нюра, вы её хотя бы видели!
Я её вообще никогда не видела. Растила меня бабуля. Своеобразно. Мать, вроде как мать присылала нам деньги, ни разу не явившись за мои девятнадцать лет. По крайней мере, так говорила бабуля. А раньше… раньше я и не помню. Мне было пять, по рассказам бабушки, когда мать перевели за границу. Не думаю, что на её пенсию, я посещала многочисленные кружки и секции, могла себе позволить репетитора по математике и одеваться в качественную одежду. В те годы-то.
