Отмахнувшись от дальнейших уговоров, я спешу домой. Вчера я познакомилась с Николь и её дочкой, и они даже теперь временно поселились у нас, поэтому как никогда хочу побыстрей выбраться из универа.
Открываю дверь в квартиру и слышу голоса на кухне. Отлично! Николь уже дома.
Наскоро разуваюсь и, влетая в кухню, застываю в дверях…
Сердце пропускает удар. Улыбка медленно сходит с лица.
— Ой, Никулёк, — да, именно таким отвратительным коверканием моего имени встречает меня моя мать. — Ты сегодня рано.
В смысле — «рано»?! Откуда у неё вообще понятие того, когда для меня рано, а когда поздно?
— Привет, мам. Да я привыкла уже, что всё время невовремя появляюсь в твоей жизни.
Понимаю, что получилось чересчур грубо и язвительно, но с ней всегда так. Сколько слёз я пролила в детстве, когда она приезжала, и, встретившись со мной, через пару часов уже собиралась обратно. Ребенком я не понимала, почему так происходит, просила её остаться. Всё это было зря. Лет в шесть я начала винить себя, что не могу понравиться матери, чтобы она захотела со мной остаться, старалась к её приезду придумывать что-то интересное, делать сюрпризы — рисовала открытки, даже украшала комнату самодельными растяжками из цветной бумаги, но это тоже не давало результата. И лет с восьми я перестала вообще её ждать. Я приняла тот факт, что просто не нужна её. С тех пор каждый её приезд вызывал во мне бурю негативных эмоций. Наверное, мне было бы легче, если бы она вообще не появлялась в моей жизни.
— Никушик, ну ты чего? — она делает такое лицо, будто разговаривает с маленькой шестилетней девочкой. Впрочем, не удивлюсь, если она и не вспомнит, сколько мне лет. — А у меня для тебя сюрприз, — она улыбается, а у меня мурашки по спине бегут — ничего хорошего от её сюрпризов я точно не жду. — Я буду жить с вами!
Да уж… Скажи она эту фразу хотя бы лет десять назад, я была бы самой счастливой на свете. А сейчас эти слова вызывают лишь горечь и негодование. Определиться, чего больше, мне не дает отец, вклинивающийся в наш разговор.
— Ник, это не навсегда. Твоей матери нужен контракт, ради которого это всё и затевается, — отец вываливает мне эти пояснения как скороговорку. Мы договорились с ним, что будем говорить друг другу только правду, и, видимо, он боится нарушить это обещание. После его пояснения мне стало действительно спокойней, хотя бы уже от того, что я понимаю мотивы этой женщины, родившей меня на свет против своей воли.
— А мы здесь при чем? — задаю вопрос матери, но та как-то странно косится на отца, и я невольно тоже перевожу на него взгляд.