– И вчера приходил? – спрашиваю я.
– И вчера, – подтверждает сторож. – Прям перед закрытием.
– Какой молодец, – кивает Игорь. – А как выглядит, помнишь?
– Ну… – задумался дядя Сема. – Такой… Как ты.
– А как я?
– Ну… Молодой, глаз хитрый, как и у тебя, морда смазливая. Думал сначала, мажор какой-то, а он, ишь, понимающий оказался.
Я пытаюсь внять логике и не представлять на месте смазливого хитрого мажора Макса, но у меня не выходит. Я всем своим нутром чувствую, что это он принес отравленную водку, чтобы быть уверенным в том, что дядя Сема не помешает ему.
– А куда приходил понимающий? – поднявшись, спрашивает сыщик.
– Ко мне, – дядя Сема жадно хватает протянутые деньги.
– А до тебя куда на кладбище приходил?
– А… Так это… Не знаю. Ходил возле ангелов вроде.
– Вы случайно этого понимающего не видели? – обращается Игорь к притихшей Антонине Петровне.
– Не видела я никого, – женщина явно недовольна тем, что мы так бесцеремонно прервали ее нравоучительную беседу. – И кем вы, молодой человек, Валерии Сергеевне приходитесь?
Я едва открыла рот, чтобы пояснить, что Игорь тут для того, чтобы помочь мне во всем разобраться, но не тут-то было.
– Лерке? – поднимает брови сыщик. – Так сплю с ней. Хахалем, стало быть, и прихожусь.
– Гордеев! – восклицаю я, пораженная неприкрытому хамству.
– Да ладно, Лер, – он обнимает меня за плечи и громко чмокает в висок. – Тут же все свои. Свои ведь? Или ты меня прятать собралась? Ну ладно, нам пора. Счастливо оставаться!
– До свиданья, – бросаю через плечо и интересуюсь у Гордеева: – Ты совсем больной?
Пытаюсь сбросить его ладонь.
– Не дергайся, – цедит сквозь дебильную улыбку он. – Я-то как раз здоровый. А вот ты, похоже, не совсем. Всему городу собралась сообщить, что наняла меня?
– Ну… Можно было сказать, что ты мой коллега или друг, – все еще возмущена я.
– Хреновый ты психолог, Лерка, – лыбится Игорь и, как только мы сворачиваем с главной аллеи, убирает руку с моего плеча. – Да будет тебе известно, нет на свете темы более запоминающейся, чем чужая постель. А значит, ничего больше они не запомнят и, соответственно, если вдруг вернется наш понимающий, не расскажут.
– Ты думаешь, он вернется?
– Кто знает, – пожимает плечами Гордеев.
Аллея ангелов – это отдельно отведенная зона на общем кладбище, которую используют для захоронения детей. Она отличается особой красотой и ухоженностью (если эти слова применимы к подобному месту), что вполне понятно – люди, пережившие такое горе, как потеря своего ребенка, остаются все теми же родителями, которые хотят для своих детей только лучшего. По понятным причинам, раньше я ни разу не была в этой части погоста. И, глядя на душераздирающие надгробные надписи и живые цветы в вазонах, понимаю, что лучше бы и дальше не бывала. Детская смерть страшнее любой другой, и мне кажется кощунством без особой причины бродить здесь. Сегодня у нас есть такая причина.