— На новом месте всегда так. Дай ей, — я имею в виду детскую, — пару недель, думаю, вы еще подружитесь.
Полинка пожимает плечами, обходит комнату. Я замечаю внимательный взгляд, словно она что-то ищет. Наконец, Поля останавливается перед комодом, отодвигает новые игрушки и ставит туда зайца. Я выдыхаю от облегчения.
Скоро мы обживаемся, дом перестает пугать и казаться большим. Холл и лестница на второй этаж, гостиная, кухня — постепенно все обретает жилой вид. Только кабинет я не трогала. Сначала хотела убраться, но очутившись на пороге, окинула взглядом пространство и не решилась войти. Он хранил отпечатки чужой жизни: фото на полках, разложенные бумаги. На столе пыль, сюда даже прислуга не заходила, с тех пор, как хозяин погиб. Что делать с кабинетом — решать Алексу. Отец называл это мужской территорией.
Через несколько дней звонит Наташа.
— Ты не злишься? — у нее виноватый голос, когда она извиняется. — Я не специально тебя выманила. Меня заставили, Ника…
— Все нормально. Это ты прости, не нужно было тебя впутывать.
Немного мы говорим и я кладу трубку. У каждой из нас свои проблемы — у нее работа, у меня личная жизнь…
Следующим утром выпадает снежок.
Мы с Полинкой замираем перед высоким окном в столовой. Двор и деревья в серебре — наш особняк действительно приобретает сказочный вид. Дочка в восторге, а мне грустно. Я скучаю без него. До суда далеко, а я так мечтала, что Новый год мы встретим вместе. Я и с ним плакала в подушку ночами, и без него плачу…
— Давай снеговика слепим, пока снег рыхлый, — оптимистично предлагаю я, чтобы отвлечься от печальных мыслей.
Она радостно включается, и до полудня мы возимся во дворе. Я постоянно ловлю себя на мысли, что Алекс должен быть с нами.
Словно кто-то услышал мои мольбы, его освобождают утром двадцать пятого декабря. Когда Беспредельщик входит домой, незнакомый после долгой разлуки, Полинка неосознанно прижимается ко мне.
— Привет, крохотуля… — Алекс наклоняется к ней, в голосе непривычная хрипотца, и вообще он так изменился. — О маме позаботилась, как мы договаривались?
Смеясь, он выпрямляется, и я обнимаю его, холодного и чужого. Алекс незнакомо пахнет, зарос щетиной и только когда обнимаю его, тело вспоминает знакомые ощущения.
— Беспредельщик… — шепчу я, прильнув.
Он целует холодными с мороза губами, и пьянящая эйфория возносит меня к небесам. Я с упоением глажу колючие щеки, жадные ладони на спине подсказывают, что Алексу тоже меня не хватало. Чтобы Полинка не чувствовала себя одиноко, мы берем ее на руки.
— Куколка, — ласково отвечает он и, как в старых романах, целует мне кисть с кольцом на пальце. — Наконец дома.