— Чего молчишь?
— А Вы же "его человек". Смысл? — обиженно.
Да. Многие думают так. Нас одной командой перевели.
— Приставал?
— Да.
— Изнасиловал?
От вспышки бешенства кровь бросается мне в лицо.
Отрицательно качает головой, вжимая голову в плечи.
— Но попытался, да?
Кивает.
— Попала ты, Синичкина, — вздыхаю я. — Под каток. В твоей ситуации лучше бы изнасиловал. Там бы хоть шанс был на независимую экспертизу и встречный иск.
Переводит на меня, возмущённый взгляд. Ноздри и губы подрагивают.
— Брошь куда дела?
— Я не брала.
— Вернешь брошь, я постараюсь вытащить тебя.
— Я не воровка. Но за сопротивление и вилку же не посадишь, вот он и брошь придумал.
— А она хоть в природе существует эта брошь?
— Да. Она в комнате его жены, на трельяже лежала. Я там пыль протирала. Он мне её всунуть пытался, как плату за…
— Понятно.
Одновременно поворачиваем головы в сторону гостиной.
Суета, дым и запах горелого пластика. Выбегаю из кухни.
— Ариша!!
Уронив с крестовины наряженную ёлку, упёрто сует её верхушкой в камин.
— Ты что делаешь?!
— Не хочу Новый год.
Выдернув горящую ёлку, тащу её на улицу, втыкаю макушкой в снег.
Собаки с любопытством носятся вокруг.
Возвращаюсь и, повышая голос, устраиваю серьёзную взбучку дочке. Что она совсем распоясалась. Что огонь — это не шутки! Что дом может сгореть, да и мы сами, в конце концов.
— Не надо олать! — орёт на меня в ответ, одновременно со стоящей в арке Асей: — Не надо кричать на девочку!
Зажмуриваюсь. Ну что за неуправляемый беспредел-то?!
Присаживаюсь, поднимаю дочь на руки и прижимаю к себе.
— Я тебя люблю, — шепчу ей на ушко.
Затихает. И шепчет в ответ:
— К маме пойдём, — требовательно. — Косы плести.
Как бы мне ту "маму" вытащить, а? Нанял бы нянькой. Да и вообще — жалко девчонку. Лобов — дотошная, мстительная скотина с комплексом неполноценности. Он ей такое никогда не простит.
Ася
Валяясь на ковре дочитываю третью сказку, помахивая перебинтованной ногой. Это немного отвлекает от ноющей тупой боли.
Негромко играет детская новогодняя музыка на колонке.
Касьянов, сидя у камина, то ли думает о своём, то ли тоже внимательно слушает сказки, сжав в зубах спичку. Медленно крутит пальцем телефон на полу.
На месте, где царевну спасает богатырь, морщится, раздражается… отталкивает телефон пальцами. Он скользит по полу туда, где стояла ёлка. Смотрит в огонь. Выкидывает туда спичку.
— Сообщить матери? — перебивает, бросая на меня взгляд.
— Смысл? Она не приедет.
— Почему?
— В Германии она. Замужем. Муж у нее такой там… не отпустит.
— К ребенку не отпустит?
— Не знает он, что я есть.