Но его ладони быстро и грубо продолжают скользить по мне. Высоко и нескромно.
— Хватит… Не надо, пожалуйста, — испуганно шепчу, заливаясь краской.
Скрещивая щиколотки, подтягиваю к себе колени.
Руки замирают на мгновение. Взгляд медленно двигается по моим ногам под юбку.
Представляю какой там вид!
Ресницы его заторможенно смыкаются и словно с трудом распахиваются вновь. Взгляд стекленеет…
Зажмуриваюсь и дышу, мне кажется, так громко, что слышно даже на фоне музыки.
Или он так дышит…
Сжимая мои щиколотки тянет обратно.
Со связанными руками особенно не посопротивляешься. Но я неуверенно дергаюсь, отталкиваясь от него пятками.
Взгляд мой скользит ему в пах. И мне мерещится, что Питбуль неровно дышит к моей задранной юбке.
Гневно хмурюсь. Встречаемся взглядами.
— Только попробуй дернуться, — предупреждающе качает головой. — Выхватишь.
И я просто всхлипываю, кусая губы и ощущая, как хозяйничают его ладони на моих бёдрах, грубо скользя по ним.
— Больно? — строго.
Что?..
Первый шок отпускает, и я понимаю, что он не пристаёт, а пытается растереть мои ноги.
— Ася…
Мотаю отрицательно головой. Не больно. А может, я просто так перепугалась, что не чувствую ничего.
— А так? — давит пальцами повыше колен.
Там остаются белые пятна. Отрицательно качаю головой.
— Очень плохо.
Отпускает мои ноги. Подтягиваю их быстрей под себя, садясь на колени.
— Что делать-то с тобой? — озадаченно. — В баню, короче, поехали…
— Какую баню?
— К бандиту.
Это вот тому, что просил меня отдать?!
— У него отличная баня.
Господи…
Ведя машину, говорит по телефону.
— Гера, привет. С просьбой я. Девчонка тут у меня отмороженная. Во всю голову, да, — усмешка.
— Сам такой… — кошусь на него.
— Ага. Та самая. Нам бы в баньку. Отлупить бы её там, как следует! — бросает на меня мстительный взгляд. — А то, боюсь, иначе не отогрею. И потеряем стратегически важные органы. Можешь устроить? Спасибо, сейчас будем.
Обессиленно ложусь щекой на спинку сиденья.
"Отлупить…" Гад. А я ещё его целовала…
Богдан
Гера радушно накрывает круглый дубовый стол в предбаннике. У него здесь всё душевно и раритетно — самовар, венички, варенье малиновое и кружечки с позолотой. В торец печи, который выходит в предбанник встроено тёмное жаропрочное стекло. За ним бодро пляшут языки пламени.
Уложив на диван спящую Аришу, двигаю к стеклу кресло.
— Садись, — киваю испуганной Снегурке. — Грейся.
Это правильно, что испуганная. Бежать в её случае — последнее дело. Примут в СИЗО, оттуда я её уже никак не выскребу. У меня таких полномочий нет.
Гера протягивает ей кружечку чая.