— Это моё! — возмущается.
— Покушаешь, отдам. Омлет? — быстро оглядываю полупустой холодильник. — Или молоко с шариками?
— Это! — шлёпает она по кастрюле со вчерашними макаронами.
— Опять?
— Да!
— Давай, омлет?
— Не буду! Не буду! — упрямо.
Смотрю на часы. Опаздываю. А она сейчас сядет недовольным нахохлившимся воробьем над чашкой и попробуй впихнуть. Сдаваясь, разогреваю ей рожки. Ариша густо заливает их сгущёнкой, шоколадным топингом и, довольно жмурясь, ест.
Не уверен, что детям можно столько сладкого. Не очень-то я справляюсь.
Остатки рожек заливаю себе яйцом. И присаживаюсь напротив.
— Сейчас придёт тётя Катя прибрать в доме. Я включу тебе мультики, и ты тихонечко посидишь, пока я приеду, ладно?
— Не хочу. Хочу ёлочку наряжать, ты обещал! — пищит требовательно.
— Приеду и будем наряжать.
— Неть!
Поправляет волосы, пачкая волосы сгущёнкой. О, ужас! Потом попробуй расчесать. Ору будет… Быстро вытираю влажной салфеткой, откидывая её светлую, чуть рыжеватую копну назад. Косы я плести не умею, а постричь волосы она не даёт: "У мамы длинные". Запомнилось ей так.
— Давай, я тебе игрушки достану, и ты начнёшь без меня?
— Да-да-да!
Вытаскиваю коробку с пластиковыми игрушками. Прячу повыше гирлянды.
— Мамочке понлавится? — вешает на ёлку игрушку.
Ухожу от ответа, делая вид, что переписываюсь по телефону.
Приближается сокрушительный звездец. Что я ей скажу в новогоднюю ночь?
— Ариш, дед Мороз может к нам отправить и другую Снегурочку. Если мама, — это слово у меня всегда с пренебрежением выходит, — будет очень занята.
— А ты скажи ему — чтобы не занята, — поднимает на меня наивные синие глаза.
Поглядываю на часы, помощница по дому задерживается. А мне её ещё уговаривать с дочкой посидеть!
— А как маму мою зовут? — неожиданно спрашивает дочка.
— Мамой…
Зовут её маму Мариной. Но зачем ей эта информация?
— А что если она нам просто позвонит, Ариш? На новый год.
— Это нечестно! — бросает игрушки. — Я хавошей была, я хочу подалок! Маму.
— Я тебе какой хочешь подарю, — присаживаюсь перед ней, — но этот не могу обещать. Не в моей власти.
Бросает игрушки, отворачивается. У меня болезненно горит в груди от этого. Но как-то же надо её подготовить к тому, что мамы не будет.
Я против насилия над женщинами. Но иногда… Хочется втащить, надо признать. Вот за такое вот.
— Где же тётя Катя? — выглядываю в окно.
Набираю сам. Телефон недоступен. Приплыли… Дальше ждать возможности нет. Что вот мне делать?!
— Одевайся, Ариш.
— А ёлка?
— Позже.
Прихватив дорогую кожаную сумочку, оставшуюся, в наследство от матери, дочь послушно собирается.