— За что?!
— Начал ее гонять по теме влияния британских СМИ на референдум по «Брекзиту». А Сонька ни бум-бум. У нее хороший разговорный, но об этом ничего не знает. Сказал, что с таким английским ей только собирать хлопок на плантациях в Арканзасе. И что если она не избавится от американизмов, то на его парах может не появляться.
Сидим в буфете, а есть никто не может. Состояние такое, как будто похоронили кого.
— Я думала, тест будет письменным. — Маринка Иваненко внимательно рассматривает свой маникюр, даже глаз не поднимает. — Он же сам говорил на прошлой неделе.
— А он и был письменным. Для всех парней. А для девочек — и устный. А потом менялись. Ну кто сумел выжить после первой части.
— Кто-то смог списать? — уточняю, а сама думаю: может, и правда не ходить завтра?
— Сдали только десять человек. Из тридцати, — говорит Суворова и начинает перечислять счастливчиков. И с каждой фамилией лица у всех вытягиваются. Никакой логики: несколько ботанов, три оторвы, которые в универе по праздникам появляются, один бюджетник-середнячок.
— Что делать-то? Может, не пойдем? — Маринка выжидающе смотрит на Дятлову.
Ленка никогда не проваливалась, но, вижу, и она на измене.
— Он обещал не допустить к экзамену без промежуточного теста…
На пару по информатике опоздали почти всей группой. Только Туева одна была в аудитории, когда мы туда все ввалились. Сидит, уткнувшись в тетрадку, ни на кого не смотрит… Она-то точно сдаст английский завтра.
Вечером в общаге шухер, времени на готовку нет особо, за меня мои шпоры никто не напишет.
Английский гад, как назвала Холодова та высокая второкурсница (Маша, кажется), ничего точно не сказал. Вроде будет задание на понимание текста, еще что-то на грамматику, ну и на лексику, которую проходили. Журналистам сегодня пришлось еще вести беседу на свободную тему. То есть о том, о чем сам Ярослав Денисович Холодов соблаговолит поговорить. А это может быть все что угодно!
— Молитесь на меня, дети мои!
Все как по команде оборачиваемся на Козлова, который стоит в дверях нашей комнаты и трясет какой-то папкой.
— Вы все мне обязаны по гроб жизни, а ты, — он тычет в меня пальцем, — сделаешь мне в субботу мусаку.
С победным видом Колька входит в комнату и бросает папку на стол:
— Не спрашивайте, как я это достал и чего мне это стоило…
Колька с удовольствием смотрит на Дятлову, которая уже жадно перебирает в руках листы бумаги.
— Ты уверен? — спрашивает Ленка осевшим от волнения голосом.
— Как и в том, что отныне вы все в моем пожизненном рабстве.
— Что там? — тянусь к листкам.