Девчонки даже не стараются говорить тише. Им плевать, что я рядом. А я даже не знаю, что сказать. Как будто стена выросла между нами, и теперь каждый сам за себя.
Я не поехала с девчонками в общагу после английского. Соврала, что хочу в библиотеке позаниматься.
Знаю, что это неправильно, что все равно поговорить придется. Мы третий год дружим, никогда не ругались особо, но с появлением Холодова все изменилось.
Нет, дело не в нем. Я сама виновата. Мало того что разболтала ему то, что не надо, так потом это скрыла ото всех. Если бы сразу сказала, может, меня и не подозревали бы сейчас во всех грехах. Я же чувствую, что все: и Маринка, и Дятлова, даже Люська — теперь шепчутся у меня за спиной. Не говоря уже о других девчонках в группе. И нет больше легкости какой-то, безбашенности и, главное, доверия. Делать-то что?!
Бреду по коридору. Может, спуститься вниз и наконец пообедать? С утра ничего не ела, а сейчас живот от голода скручивает.
В принципе, ничего не случится, если сяду тут на подоконнике и поем своих блинчиков. Хоть не все оттащили вчера Соньке, не пришлось на ночь готовить. Жалко, конечно, что всухомятку, но спускаться вниз в буфет ну вот совсем не хочется.
Подоконники тут высокие, еще запрыгнуть надо, все-таки жаль, что в школе физкультуру не любила. Да и в универе это тоже мой не самый любимый предмет. Пытаюсь подтянуться на руках, но вдруг какая-то сила отрывает меня от пола и усаживает на подоконник. Оборачиваюсь, и сердце обухом вниз падает. Вот как?! Он что, следит за мной? Да в этом крыле после трех часов никого с огнем не сыщешь.
— Вы что тут делаете? Сталкерите? — припоминаю его словечко.
— Сюда, Скалкина, через пятнадцать минут придут те студенты, которые оказались не столь умны, чтобы сдать промежуточный тест, — объясняет англичанин. С легкостью подтягивается на руках и садится рядом. Я даже слегка завидую такой ловкости. — Ты лучше спасибо скажи, а то барахталась бы… попой кверху и дальше. Тебе зачем на подоконник понадобилось лезть, а?
— Да так… — А самой не верится, что он вот так вот запросто сидит рядом со мной. Очень грозный препод, которого я трогала вчера на глазах десятков студентов и который столько всего обо мне знает, но не дал никому и слова про меня сегодня сказать.
— Так просто не забиваются подальше ото всех. Чего в общагу свою не едешь?
Смотрю на него во все глаза. Вот что ему надо-то?! И такие вопросы задает, как будто… право на это имеет.
Я не очень понимаю, что вообще к нему чувствую. Вчера у Соньки, когда увидела, кто передо мной, так, думала, сердце остановится, всю ночь прийти в себя не могла, дрожь изнутри пробирала, вспоминала, как его касалась, как он смотрел на меня, как я испугалась, впервые увидев его тогда на дороге, а потом глаз не могла оторвать…