Зотов заметил мой взгляд, направленный за его спину, и тоже обернулся. Поинтересовался:
– На кого ты смотришь?
– Да так, знакомый, – отмахнулась я. А когда мы с Павлом посмотрели друг на друга, я предложила: – Может, прогуляемся?
– Отказываешься от десерта?
Я изобразила бравую улыбку.
– Я на диете.
Павел посмеялся и жестом подозвал официанта, чтобы расплатиться.
Я пыталась сбежать. Наверное. Чувствовала нарастающее напряжение, ситуация как будто нагнеталась сама собой, и я собиралась сбежать.
– Спасибо за ужин. – Павел широко улыбнулся девушке-управляющей, когда мы собрались уходить. Даже я отвлеклась на его улыбку, будто озарившую его лицо. Ничего удивительного, что девушка его запомнила, если он каждый раз ей так улыбался.
Зотов улыбнулся, а я взяла его под руку. И тоже улыбнулась.
– Спасибо, было очень вкусно, – сказала я. Между прочим, с очень милой улыбкой.
Управляющая перевела взгляд на меня, и её улыбка заметно потухла.
Мы так и вышли из ресторана, рука об руку. Собирались прогуляться по вечернему провинциальному городку, я уже предчувствовала ностальгические чувства, немного грусти, немного веселья. Собиралась предложить Павлу отправиться на набережную, хотя, была уверена, что Зотов уже всё в Борске видел. И набережную, и Волгу, и фонтан на площади. Что у нас, в принципе, смотреть ещё? Я прижалась к плечу Павла, как раз собиралась заговорить, шагнула под свет уличного фонаря, и в следующую секунду сбилась с шага.
Мне навстречу вышел Кудряшов.
Мы с Андреем не виделись много лет. Много лет, очень много, с тех самых пор, как он уехал из Борска, оставив меня одну разбираться с бывшим мужем, его семьёй, с органами опеки. Оставил меня, буквально, на пороге зала судебных заседаний, разбитую и растерянную, лишившуюся дочери в свои двадцать с небольшим лет. Мало того, Кудряшов приложил руку к моим несчастьям, а затем той же рукой взял у Васи деньги и уехал. От знакомых я слышала, что отправился он напрямую в Москву. Устраивать свою будущую, хорошую, сытую жизнь. В этом, в принципе, не было ничего удивительного. Я была знакома с его родителями, с его сестрой, знакомство наше было шапочным, но я знала их в лицо и время от времени слышала в городе какие-то слухи, и о них, и о самом Андрее. О том, что он так и живёт в столице. И раз не спешит возвращаться в родной город, значит, всё у него хорошо, всё его устраивает.
Так говорили знакомые, жители нашего городка, я же, как человек, переживший переезд в большой город и знающий, что значит устроиться на новом месте, в незнакомых условиях, но всё же вырвавшийся из рутины деревенского, провинциального сознания, верить в то, что у Кудряшова в Москве всё замечательно, не спешила. Сама не раз оказывалась в трудной ситуации, но прилагала все усилия для того, чтобы избежать возращения. Нужно было драться, цепляться за любую соломинку, лишь для того, чтобы не вернуться. Думаю, у Андрея всё было точно также. Думать о том, что Кудряшов шоколадно устроился в столице, мне не хотелось. Просто потому, что он не заслужил. Не заслужил удачи, везения, легких денег, того же счастья, он не заслужил. Я так считала, хотя, и понимала, что, возможно, не права. Нельзя желать людям плохого, кем бы они ни были. Это как-то сказывается на карме, на ауре, на положительной энергетике, которую тебе посылают высшие силы… Одно время, в попытке устоять на ногах и сохранить веру в человечество, я занялась чтением подобной литературы, но, признаться, не слишком прониклась и преуспела. Только нахваталась подобных фраз, которые время от времени применяла, при этом мало понимая, что они на самом деле означают. Но что я понимала хорошо, так это то, что Андрей Кудряшов не заслуживает даже шанса на очистку своей кармы и гнилой душонки. И я очень надеялась, что мы с ним никогда на узкой дорожке не пересечемся.