Самое выразительное на могильных памятниках – фамилии тех, что погибли. Колонки однофамильцев на досках мемориалов. Десять, двадцать и сорок одинаковых… Разве можно рядом с этим поставить какую-то надпись? Но это замечается только потом, когда утихает высокое волнение, навеянное этим белым памятником в глухом далёком лесу.
На склоне – ступеньки перед пригорком, над ними на террасе пять квадратных, симметрично расставленных бетонных скрижалей, заполненных барельефами и надписями. На центральной плите два молодых широкоплечих партизана охраняют от врага женщину с мальчиком. В разные стороны смотрят вооружённые люди – враг может появиться отовсюду. У одного юноши рука сжата в кулак… Да, хоть не всегда хватало у партизан сил защитить свои семьи и всё население в зонах действия, однако всё, что могли, делали – предупреждали, принимали бои, давали убежище уцелевшим, лечили раненых и больных. Было острое чувство обязанности спасать людей, а у населения – чувство единства судьбы со своими хлопцами-партизанами, со своими заступниками и мстителями.
Больше всего, пожалуй, волнуют те случаи, когда человек в своём естественном стремлении почтить память близких, находит общий язык с природой, с её готовностью быть памятником человеку, который при жизни своей общался с нею каждый день в труде. Литовский скульптор Г. Якубонис глубоко почувствовал силу этой связи трудового человека с природой. Знаменитый мемориал в деревне Пирчупис он сложил из гранитных валунов, взятых прямо с окружающего поля. Поставив пять ярусов гранитных глыб, художник вырубил в них незабываемый образ Матери, литовской крестьянки, простой и величественной в своём горе, мужественной в скорби.
Мать – часто встречающийся образ на братских могилах замученных фашистами людей и у нас в Белоруссии. Это наиболее выразительная фигура. Она живою связью соединяет протест человека с протестом природы против смерти. И как бы ни был исполнен образ матери – с профессиональным мастерством, в бронзе, граните, мраморе, – как, например, в деревне Засовье на Логойщине или на пожарище деревни Переходы на Слутчине, – или с самодеятельной наивностью и непосредственностью в скромном бетоне, как в Лозках Калинковичского района, – образ этот неизменно волнует самим присутствием на памятном, скорбном месте.
Логойщина. Напротив деревни Жардежи с асфальта Минск – Витебск сворачивает глухой лесной тракт, который ведёт в бывшую деревню Дальву. Там, где сосновый бор расступается солнечными полянами, которые когда-то, наверно, были полем, всюду по обе стороны дороги лежат кучи каменьев. Отшлифованные ветрами, они похожи на огромные картофелины. Местность лесистая, затишная. Сосённики, будто роты солдат, что строем спустились с пригорков, как по команде, замерли.