.
А потому, даже проиграв фактически войну, они ещё убивали – женщин, детей… Ещё хотя бы одного русского, белорусского, украинского, польского ребенка… И автоматизм в этом – кошмарный автоматизм фашистской машины уничтожения. В каждом отдельном случае. А в целом – снова план, снова расчёт на отдалённое будущее.
И когда власть их жестокости, сумасшествия сузилась до собственно немецкой территории, тот самый «план» их повернулся уже против немецкого населения. Не убивать, не вешать, не топить и не жечь они не могут – это их форма существования. И не только мысли о том, чтобы спастись или чтобы протянуть ещё месяц, неделю, час, а вот эта их природа убийц проявлялась в том, что и Германию они готовы были, хотели и старались превратить «в зону пустыни». Других земель для такой «работы» у них уже не осталось.
«Фюрер немецкого народа», издыхая, так отблагодарил Германию:
«Если война будет проиграна, пусть погибнет и немецкий народ. Такая судьба неотвратима. Нечего задумываться над основами самого примитивного прозябания. Наоборот, лучше самим уничтожить эти основы, к тому же своими собственными руками. Народ оказался слабым, будущее принадлежит более сильному восточному народу. Кроме того, те, что останутся после войны, представляют незначительную ценность, все лучшие погибли»[132].
И приказал – последний раз бешеный укусил – затопить водами Шпрее тысячи немецких женщин, детей, что спасались в берлинском метро…
И это был для фашизма вполне логический конец, результат. «Фюреры» клялись интересами немецкого населения, и всё, что делали, все зверства свои клали на «алтарь» всё тех же «интересов немца». Потому что его руками всё и делали. Однако не вытянул он их кровавую колесницу из той пропасти, в которой они очутились. – Не получилось всемирного господства «новой касты». Тогда – пристрелить и его, немца, убить и немецкий народ – как загнанного коня убивают. Не нужен. Отомстить и ему за то, что они, «фюреры», издохнут, а немецкий народ останется жить. Геббельс так верещал перед самым концом:
«Немецкий народ заслужил участь, которая теперь его ожидает… Но не предавайтесь иллюзиям: я никого не принуждал быть моим сотрудником, так же, как мы не принуждали немецкий народ… Теперь вам перережут глотки… Но если нам суждено уйти, то пусть тогда весь мир содрогнётся»[133].
Вот что такое Хатынь, что такое белорусские Хатыни! Как и Лидице, Орадур, они – символ нацистских зверств. Но и что-то большее. Это уже – настоящий оскал фашизма, который от многих стран Европы до времени был скрыт.